Кареты въехали в очередной лес. Настолько дремучий, что никак не ассоциировался с Францией. Тогда уж с Россией. Все-таки чащобы и прочие буреломы обычно соотносятся с моей родиной, а не с благополучной Европой.
Только какая она благополучная? В нынешние времена…
Дальнейшее произошло внезапно. Настолько, что неопытный трус испугаться бы толком не успел.
В первое мгновение мне показалось, будто валятся деревья. Я сидел у левого окна, размышлял о пейзажах, о судьбах цивилизации, о прочей ерунде. Ребенок спал на руках у заботливой мамы. Сама Наташа сидела тихо, боясь разбудить дитя. Юленька вообще дремала, убаюканная бесконечной монотонной ездой. И, как всегда, спала Жаннет.
Не то падающие, не то чересчур сильно качнувшиеся ветки вывели меня из задумчивого транса. Что происходит, я не понимал. Только в любом случае пассивность – худший из всех возможных способов действий.
Затем сквозь треск и шум знакомо и реалистично грянул выстрел. И сразу все стало ясно.
Я не облекал в мысли осознание происходящего. Это рассказывать о чем-то порою долго. По времени все случается гораздо быстрее. Настолько, что лишь потом можешь анализировать свои поступки и чужие ответы на них.
Я столько раз десантировался из БМД и БТРа, что дальше просто сработал инстинкт.
Тело само рванулось наружу. Я едва не снес довольно хлипкую дверцу кареты и еще в полете, привычно группируясь перед падением, заметил суетящихся кругом разнообразно одетых мужчин. Практически у каждого в руках что-то было. У кого – шпага, у кого – нож, а у кого-то – пистолет или мушкет.
Ох, не демократ я и не либерал. И правозащитника из меня никогда не выйдет, сколько ни старайся! Нет во мне толерантности, политкорректности и прочих позднейших заморочек. Может, и особой любви к ближнему нет. Если этот ближний – дальний, да еще пытается отправить меня на тот свет. Или хотя бы ограбить на этом.
В дороге я не расставался с портупеями, ставшими привычными. Плюс – шпага, плюс – метательные ножи. Без всего этого арсенала я чувствовал себя на редкость неуютно. Хуже бизнесмена без чековой книжки или демократа без внимания прессы.
Первую пару пистолетов я выхватил еще в полете. Упал кому-то под ноги, перекатился, вскочил, взводя курки. Передо мной в некоторой растерянности застыл мужчина с обнаженной шпагой. Я выстрелил в него в упор из правого ствола, отбросил разряженное оружие и дернул из-за спины нож.
Спустя мгновение нож вошел в спину некстати отвернувшегося от меня другого разбойника.
От второй кареты, где находился Григорий, громыхнул выстрел и почти без перерыва – еще один.
Дорога в этом месте делала небольшой поворот. Из-за моего рыдвана было не разобрать, что происходит сзади. Да я все равно пока не мог помочь моему бывшему сослуживцу и верному спутнику.
Оглядываться пришлось молниеносно. Обстановка не радовала. Наш кучер завалился на своем облучке. Не то ранен, не то убит. Очевидно – тем самым выстрелом, который привел меня в чувство.
Двое разбойников держали под уздцы лошадей. От природы наши четвероногие перевозчики – существа трусливые и вполне могут понести карету без понуканий кучера.
Еще двое разбойников направлялись в мою сторону с той же стороны. Направлялись скорее по инерции. Мое выпадение из экипажа с последующим нападением вряд ли заняло больше пяти секунд, и мозги лесных грабителей еще не сообразили, что ситуация развивается не по их сценарию.
Шедший первым был одет заметно лучше остальных. С этакой претензией на роскошь, если не принимать во внимание явную несвежесть наряда. Он был единственным, чья шпага покоилась в ножнах. Зато пистолет в руке наводил на размышления, кто именно стрелял в кучера. Следующий за ним был с мушкетом в одной руке и большим кинжалом в другой. Уже поэтому в моих глазах на роль стрелка он не подходил. Стрелять с тяжелого ружья от бедра или с вытянутой руки – это же какое мастерство и силу иметь надо! А на Малютку Джона разбойник явно не тянул. Даже с большой натяжкой.
Почти рядом со мной стоял еще один из романтиков больших дорог. Его недавние соседи и приятели уже выбыли из игры. Этому же повезло. Пока повезло.
Нож в его руке нервно подергивался, однако меня зацепило не это. Внимание сразу привлек пистолет, который ходил ходуном гораздо сильнее клинка. Что было гораздо серьезнее. Вдруг выпалит сдуру, а в карете, между прочим, женщины и маленький ребенок.
Уже задним числом, когда все закончилось, мне подумалось, что по всем канонам жанра стычка должна была завершиться примирением с разбойниками, нашей если не дружбой, то хотя бы взаимоуважением, совместными посиделками у костра… Тогда же мне было не до рассуждений и размышлений. Тот, кто бьет вполсилы, наверняка сам окажется жертвой.
Разбойников было больше. Кто-то наверняка находился по ту сторону кареты. Да и Григорий стрелял не по зайцам. Беда бандитов – в низкой боевой подготовке. Они привыкли брать неожиданностью, нахрапом. Смогли бы одолеть обычных путников. Может, и опытных, если бы последние промешкали хоть немного и дали робин-гудам чуть форы по времени.
Что-то я расфилософствовался по мелочам и нагромоздил кучу ненужных описаний. Видно, совесть моя чуть не на месте. Не в том смысле, что мне жалко кого-то из нападавших. Сами хотели – сами получили. Но уж очень я привык убивать в последнее время. Словно так и надо поступать по жизни.
Как раз отсутствие раскаяния меня и беспокоит.
Шпага сама прыгнула в руку и вошла разбойнику в бок.
Он еще падал, когда я вскинул пистолет и выстрелил в наконец-то опомнившегося главаря.
Беда в том, что кремневое оружие срабатывает не сразу. Пока вспыхнет порох на полке, пока он подожжет основной заряд, проходит добрые полсекунды. Не меньше.
Главарь оказался калачом тертым. За эти полсекунды он успел отшатнуться, и предназначенная ему пуля попала в руку следовавшего за ним бандита. Главарь отбросил пистолет, подтверждая тем самым мои недавние подозрения о выстреле в кучера, и потянул из ножен шпагу.
Составить ему партию я не смог. От кареты раздался истошный женский визг. Пришлось забыть про главаря, его раненого приятеля да и про все остальное.
Как я оказался по ту сторону экипажа, объяснить не сумел бы никто. Перепрыгнул ли, обежал, перенесся по воздуху…
Вторая дверь была распахнута настежь, и какой-то крепыш похотливо пытался вытянуть наружу мою Юленьку. Другой оборванный разбойник стоял сразу за его спиной и выгадывал, где встать, дабы оказать компаньону наиболее эффективную помощь.
Я оказался перед ними так, что ни рубить, ни колоть тащившего было несподручно. Пришлось ударить клинком, словно палкой, почти без замаха по спине.
Убить подобный удар не мог. Разве что несерьезно ранить. У нас на море такие раны флибустьеры даже не замечали. Мало ли они зарабатывали царапин!