На самом деле, это нечестно. Договаривались действовать сообща, но воинственная четверка поглощена службой. Мы же при некотором практическом опыте многие вещи элементарно не знаем.
– Приедем. Сейчас последние теплые деньки. Потом дожди зарядят, за ними – снег. Занятия поневоле придется отменить. На практике, думаю, через пару недель мы к тебе завалимся всей толпой да вплотную займемся созиданием. Кстати, что-то Григорий увлекся. Обедать пора, а он все солдатушек-ребятушек гоняет.
Но приближение обеда Ширяев уловил сам. Несколько команд, перестроение, и рота двинулась к лагерю, а Григорий – к нам.
При этом он издали улыбался мне самой широкой и радостной из улыбок. Как будто никак не мог подойти пораньше хоть на пять минут. Ох, уж эти военные…
…Дел действительно было полно. Утром друзья вновь занялись подготовкой солдат. Примчавшийся на встречу Гранье ушел к пушкам. А мне пришлось ехать в Дмитров, проверять, что сделано без меня. Да еще по дороге заехать в Москву договориться о поставке кое-какой мелочи.
Командор был не прав в своем пессимизме. Ардылов с компанией нанятых ремесленников успел сделать аж три штуцера, два из которых сам же и забраковал. Но первый блин всегда комом, и теперь бывший раб Командора обещал, что помощники больше портачить не будут. Мол, все осознали, кое-чему научились, но не все же сразу. Пока не попробуешь, считай, ничего не умеешь.
– Ты мне зубы не заговаривай. Лучше скажи: как паровая машина? Хотя бы начали или тоже руку набиваете?
– Начали, – убежденно кивает Володя. От него ощутимо попахивает сивухой и луком. – Уже местечко под нее наметили. Опять же, пробуем потихоньку фундамент, так сказать, возводить, крепления всякие готовим…
– Володя, потихоньку не годится. Мы же всё еще во Франции наметили. Сколько заготовок привезли! Валы, цилиндры, клапана. Не ты ли твердил, мол, теперь сделать паровик – раз плюнуть?
– Так, Юра, не могу же я разорваться! Сам говорил – в первую очередь наладить выпуск штуцеров. Вот и налаживал, а машиной уже занимался в свободное время, – довольно резонно возражает бывший судовой токарь. – Мастерские еще толком не оборудованы…
Время – наш самый страшный враг, однако бороться с ним трудно. Женя и Аркаша постоянно в разъездах, я тоже мотался довольно долго, а один Володя со всеми делами сразу справиться не мог. Значит, надо, чтобы кто-то из нас тоже постоянно находился в Дмитрове. Раз я избрал сей городок временной базой.
Хорошо, через пару дней подъезжает Гранье. Появляется он утром, большую часть дня мы выбираем место для пороховой мельницы, потом Жан-Жак составляет список всего необходимого для производства, дает всевозможные советы и в ночь уезжает обратно. Эпоха узкой специализации еще не настала, и многие из пушкарей разбираются не только в стрельбе, но и в приготовлениях к ней. Включая сорта огненного зелья.
Еще бы Сорокина сюда! Как бывший диверсант он тоже в состоянии посоветовать немало. Но, увы, Костя сейчас далеко. По нынешним временам Воронеж – как в мои какой-нибудь Сидней.
Нет, до Сиднея добраться было быстрее.
Сильно портило отношение ко мне местных жителей. Ардылов как-то сразу был признан своим. Он даже стал посещать церковь, чтобы не слишком сильно выделяться из толпы, и скоро все вокруг стали считать его чисто русским. Хотя документы его, как и у всех нас, были французскими.
Я же для добропорядочных обывателей был немцем, еретиком. В разное время отношение к иностранцам на Руси было различным. Весьма терпимым в Средневековье, подобострастным при первом Александре, подозрительно-подобострастным при Советской власти, однако сейчас по большей части враждебным. Если в Москве для проживания многочисленных купцов, ремесленников, военных был отведен целый район, то в Дмитрове я был единственным, кто вместо длиннополого или короткого кафтана носил французское платье, бороду брил, – короче, выделялся, словно панкующий юнец в толпе приличных граждан.
Один раз на рынке какой-то нищий закричал, показывая на меня грязным пальцем:
– Бей немцев! Понаехали еретики на Русь-матушку!
День выдался праздничным, кое-кто из мужиков находился в подпитии, поэтому призыв частью толпы был воспринят сочувственно. Некоторые группки стали приближаться ко мне, другие, не столь агрессивные, хотели посмотреть, что будет, и довольно быстро я оказался в окружении народа.
Случившаяся на рынке парочка стрельцов как бы случайно отвернулась. Не знаю, были то сторонники отправленной в монастырь Софьи или просто ревнители старины, только помощи от них ждать не приходилось.
Не хватало только малости, которая окончательно превратит людей в звериную стаю. Пока же люди лишь заводили себя и окружающих, пытались соревноваться в придумывании нелестных эпитетов, обращенных ко мне, да в советах убираться в Неметчину.
Знали бы они о некоторых работах! Даже невольно подумалось – хорошо, что сейчас не времена Ивана Грозного! Посадил бы он нас скопом на бочку с порохом за все изобретения и полетели бы мы куда повыше да подальше.
Я прекрасно понимал, что не владею умением Командора справляться с любой толпой. При мне была шпага, под плащом скрывалась пара пистолетов, только случись настоящая драка, и оружие не особо поможет.
Моя русская речь прежде оказала на толпу успокаивающее действие, затем кто-то выкрикнул:
– Так он еще и говорит по-нашему! – И все едва не началось снова.
Меня спасло появление воеводы. Тот имел бумаги царя с указаниями оказывать нам содействие и посему вне зависимости от собственных желаний никакого самосуда допустить не мог.
Изображавшие глухонемых статистов стрельцы чуть подтянулись. Толпа же послушно притихла. Воевода сурово нахмурил кустистые брови, а затем рявкнул так, что где-то испуганно заржала лошадь:
– Всем вон! Сейчас мигом батогов отведаете!
И толпа покорно попятилась назад, а затем, выбравшись на оперативный простор, стала быстро рассасываться.
Пришлось ехать в Москву. Но там Петра не было, князя-кесаря я побаивался, и в итоге о случившемся было рассказано только Командору. Зато через пару дней в город вошла команда из дюжины здоровенных преображенцев. Специально для охраны нужных государству мастерских, мельницы и прочего…
Командор же с Гришей и Жан-Жаком заявились в начале ноября по первому снегу. Дела немедленно пошли веселее. Пока Гранье колдовал над жерновами, добиваясь одинакового помола, мы с ребятами занялись прочими проектами. Штуцера-то, Ардылов оказался прав, потихоньку делались. Зато теперь у нас был почти закончен электрогенератор, а паровая машина стала быстро наращивать плоть.
Скромно промолчу, что в складе аккуратно складировались ракетные корпуса. И, одна из главных тайн, в еще одном помещении хранился промасленный шелк. Сшит он был еще во Франции, и теперь оставалось сплести гондолу да нацепить упряжь из веревочной сетки. Ни к чему монгольфьеру называться монгольфьером…