Подошедшему второму взводу оставалось лишь наблюдать, как субмарина скрывается под водой не по своей воле, да добивать тех островитян, кто решил предпочесть смерть на берегу. Или на пути к нему.
Тоже задача не из легких.
* * *
– Садитесь. Слушаю.
Посетителя рекомендовал Барон. После провальной войны положение маршала здорово пошатнулось. Другой бы вообще слетел со своего поста после случившегося, однако прежние заслуги, как это порою бывает, перевесили все нынешние ошибки. Главнокомандующий практически утратил вес во всех делах, кроме сугубо военных, да и там авторитет его был крайне невелик, и все же по-прежнему продолжал входить в число тайного руководства страной. Этакий представитель, который почти ничего не решает и все же находится на посту. Да и кому поручишь военное дело? Лучше, может, и есть, а вот надежнее…
Зато резко пошли в гору дела Теневика. Настолько, что некогда незаметный человек даже сменил прежнее прозвище на весьма многозначительное: Канцлер. Он не был единственным и самым главным, такого бы не позволили прочие Отцы, но вот первым среди всех – несомненно.
Так всегда бывает в политике. Кто-то опускается, кто-то поднимается в гору. Ловчее надо быть, хитрее. Не бояться интриг, не верить в дружбу и хорошие чувства. Побеждает тот, кто готов ради победы отринуть все. И лучше не нахрапом, а постепенно, шаг за шагом, тщательно взвешивая и поминутно предавая… В монархии все определяет закон о престолонаследии, во всех прочих формах к власти приходит самый хищный. Пусть и скрывающийся под маской безобидного добряка, этакого пушистого кролика.
Внешность посетителя настораживала. Взгляд он постоянно отводил, словно замыслил нечто гадкое и боялся, что оно всплывет. Вдобавок посетитель непрерывно потирал руки, вертелся, в общем, демонстрировал неумение вести себя на людях. Но рекомендован он был как специалист, крупный ученый, а к тем требования совсем иные. Барон даже прозвал его Головастиком, позабыв фамилию и имя.
Сущности открытия маршал поведать тоже не смог. Лишь уверял, будто оно важно. Сложилось впечатление, что главнокомандующий сам ничего не понял. Армейский дуболом, что с него возьмешь? И зачем вообще рекомендовал?
– Моя лаборатория занимается проблемами мозга… Понимаете, мы случайно установили… – Головастик мялся, никак не мог четко сформулировать суть.
Канцлер умел быть терпеливым, однако даже ему несколько раз хотелось послать посетителя куда-нибудь подальше. Но вдруг скачком явилось понимание, и правитель насторожился. Пока он еще отказывался верить в удачу, а посему задавал вопросы очень осторожно. Вдруг понято не так и не то?
– Вы хотите сказать, что побочным эффектом излучения обычных башен…
Дальше слов не нашлось.
– Именно. Но тут требуются дополнительные исследования для выбора наиболее оптимальных передач. Модулирование, частоты, тональности… К сожалению, денег лаборатории почти не дают, и пока мы не в состоянии эффектно и быстро завершить начатое. – Глаза Головастика вновь смотрели куда-то в сторону.
– Деньги будут! – торжественно пообещал Канцлер. – Столько, сколько потребуется. Люди, оборудование, все условия… Но в обмен необходимо строгое, нет, строжайшее соблюдение тайны. Понимаете, подобные вещи не должны обсуждаться на широкой публике. Да ей и нет никакого дела до любых наук. Сверх того, мы окружены врагами. Потому…
– Я понимаю, – и снова тот же взгляд.
Подозрительный он какой-то. Но ладно. Кому надо, проследят все связи, выяснят явное и тайное. Главное – человек действительно нужный. Если получится… Должно! Одно усилие, и столько проблем разрешается само собой!
Но каково!
Канцлер сам, чего он никогда не делал, проводил посетителя до выхода. А тот наверняка даже не понял оказанной ему чести. Чудак человек. И хорошо, что чудак. Такие, сами не подозревая, создают условия, на основе которых люди практичные меняют мир.
Да здравствуют чудаки!
За окном потихоньку начинало светать. Осторожно, словно сама природа не хотела будить уютно спящую женщину.
Неужели все произошло лишь вчера? Чачу вздохнул, вспоминая.
Было очень неловко, казалось, он даже не сможет поднять глаз. В жизни бывало всякое, порою обстоятельства складывались так, что не удавалось сдержать слова, и каждый раз ротмистр чувствовал себя подлецом. Пусть не всегда и не все зависело от него, пусть служба, а часто – бои меняли не только планы, и все-таки… Но никогда ему не было настолько плохо, как сейчас. Тут наложилось все сразу – и собственная инвалидность, и невозможность выполнить обещание, наконец, гибель смутных надежд…
Кому он теперь нужен? Но не явиться было трусостью. Лучше уж приехать, объяснить, нормально попрощаться…
Не потребовалось даже сбегать из госпиталя. На сей раз Чачу был ходячим, и доктор отпустил его без лишних разговоров. Лишь напомнил о необходимости явиться в срок на осмотр и перевязку. Мелькнула мысль уговорить Норта, при брате разговор мог бы быть легче, но достойно ли прятаться за чьей-то спиной?
Формально, да и фактически тоже, ротмистр находился на излечении. Потом ему полагался отпуск по ранению, к которому он мог добавить неиспользованные накопившиеся месяцы, однако за ним согласно чину по-прежнему был закреплен водитель, да и машина считалась одновременно и служебной, и личной. Как пистолет, который оставался с офицером в любое время.
Водитель был весьма кстати, едва ли не впервые в жизни. Обычно Чачу водил сам, но теперь сесть за руль ему было трудно чисто психологически, как и многое другое. Левая кисть превратилась в культяпку. Обмотано, перемотано, и только мизинец да большой палец торчат наружу, а прочих уже нет. Что-то делать левой рукой откровенно боязно. Вообще, по жизни Чачу привык считать себя здоровым крепким человеком, а тут…
Он без особого труда нашел кабинет администратора. Постучал, вошел…
– Извините. Я обещал приехать и сыграть. Приехать смог, а вот играть уже не придется. Так получилось. Извините.
И даже нашел в себе силы взглянуть женщине прямо в глаза.
– Что случилось? – Лалу уставилась на культяпку.
Кому приятно?
– Судьба. Наткнулись на субмарину. В танк попала болванка. Судьба, – повторил Чачу. – Извините. Я поеду…
– Куда же вы? Вам в госпиталь?
– Я, собственно, оттуда. – В голосе Лалу слышалась забота, потому Бат не смог сразу уйти, как хотел вначале. А женщина была уже рядом. Рука ее потянулась к культяпке, однако замерла на полпути. Явно не от брезгливости.
– В общем, я сейчас полностью свободен. Перевязки, осмотры, потом, после отпуска, медкомиссии. Не знаю, что будет. Могут признать ограниченно годным.
– Это плохо? – Лалу смотрела, словно искренне переживала за ротмистра. Или – действительно переживала? Белые субмарины были бичом побережья, и каждый боровшийся с ними в глазах местных жителей являлся героем. Пудураш вообще был здесь самой популярной личностью, сообразно с заслугами.