– Выходите. Обувайте туфли и прихватите с собой пиджак.
Я узнал в посетителе Эверса, второго помощника Хейта. Он стоя следил за тем, как я одеваюсь, а потом, когда он нагнулся, заглянул под кровать и сказал, чтобы я ничего не оставлял, я вдруг сообразил, что в эту камеру уже не вернусь. Наручников Эверс не захватил, да и пока мы шли по коридорам, не особенно следил, иду ли я за ним или впереди. Открыв дверь в контору шерифа, он пропустил меня вперед. В приемной никого не было, и Эверс кивнул в направлении кабинета Хейта.
– Проходите.
Хейт сидел за столом, погруженный в какие-то бумаги. Спиной к нему стоял замечательный адвокат Лютер Доусон и сосредоточенно изучал карту Монтаны. Увидев меня, он развернулся и расплылся до ушей.
– О, привет, привет! – Его рукопожатие было крепким и уверенным. – Прибыл вот вытащить вас отсюда. Все уже согласовано и подписано.
– Прекрасно. В следующий раз я не соглашусь, чтобы меня арестовывали в субботу. Это, кажется, мое?
Я указал на кучу выложенных на стол предметов. Все было на месте. Когда я распихал барахло по карманам, Эверс протянул мне листок бумаги и ручку и сказал:
– Подпишите здесь.
– Позвольте мне взглянуть, – вмешался Доусон, протягивая руку к бумаге.
– Не стоит, – сказал я. – Чтобы в ней не говорилось, я ничего подписывать не стану.
– А расписку вам давали? – спросил Доусон. – За ваши вещи?
– Нет, но это не имеет значения. Все равно я не буду ничего подписывать.
С этими словами я двинулся к выходу. Хейта я взглядом не удостоил, но уголком глаза следил за ним. Он так и не оторвал головы от бумаг. Видно, насмотрелся голливудских фильмов.
В коридоре меня нагнал Доусон.
– Мисс Роуэн ждет вас в машине на улице, – предупредил он. – И я хочу вам сказать еще кое-что, Гудвин.
Я остановился и повернулся к нему.
– Только не мне, – ответил я. – Десять дней назад, в пятницу второго августа я сказал вам, что Сэм Пикок, возможно, что-то знает, но от меня скрывает, тогда как знаменитый адвокат сумел бы его расколоть. Вы заявили, что слишком заняты важными делами. И теперь никто…
– Я этого не говорил. Я сказал только…
– Я знаю. И теперь никто уже не сможет расколоть Сэма Пикока. И уж его-то убил точно не Харвей Грив. Кстати, вы говорили с Ниро Вульфом?
– Нет. Он отказался от встречи со мной. Я хочу…
– Мне плевать на то, что вы хотите, но если мое имя есть в вашей записной книжке, вычеркните его. Я поздоровался с вами за руку только потому, что там были люди.
И я зашагал прочь.
Мне показалось, что я достаточно твердо объяснил, что желаю остаться в покое. И в самом деле, шагов за своей спиной я не слышал. В вестибюле толклись какие-то люди. Кто-то даже воскликнул: «Да ведь это же Арчи Гудвин!», – но я не останавливаясь прошмыгнул на улицу. Мне пришлось дважды осмотреться, прежде чем я заметил Лили. Машина, темно-синий «додж-коронет», стояла почти в конце квартала. Лили смотрела в другую сторону, поэтому заметила меня не сразу.
Я открыл дверцу и сказал:
– Ты даже на день не постарела, не говоря уж о двух.
– А вот о тебе этого не скажешь. – Она окинула меня придирчивым взглядом.
– Я постарел на два года. Поручения есть?
– Нет. Залезай.
– Лучше бы тебе пересесть назад, – посоветовал я. – И опусти стекла с обеих сторон. От меня несет, как из ночлежки. Ты не выдержишь.
– Я буду дышать через рот. Поехали.
Я обошел вокруг машины, сел на место водителя, запустил стартер и выехал на проезжую часть. По дороге поинтересовался, откуда появился «додж». Лили сказала, что взяла его напрокат, поскольку фургончик остался у шерифа как вещественное доказательство. Да и потом ей не хотелось разъезжать на машине, в которой убили человека.
– Я не спросил Доусона, сколько за меня выложили, – сказал я, – поскольку решил поставить его на место. Сколько?
– Тебе это так важно?
– Да. Для отчетности. Самая низкая сумма, за которую меня выкипали, была пятьсот долларов, а самая высокая – тридцать тысяч. А сколько я стою для населения штата Монтана?
– Десять тысяч. Доусон предложил пять, а Джессап пятнадцать. Судья присудил половину суммы. Меня никто не спрашивал.
– А что бы предложила ты?
– Пятьдесят миллионов.
– Умница.
Я потрепал ее по коленке.
Мы выехали за пределы города. Примерно милю я то нажимал на педаль газа, то отпускал ее, пробуя двигатель. Он был в порядке. Наконец Лили спросила:
– Ты не собираешься задавать мне никаких вопросов?
– Еще как собираюсь, но не среди этих колдобин. Скоро будет удобное местечко.
Прямо за оврагом слева от шоссе раскинулся небольшой ельничек, куда я и съехал. Остановившись в теньке, я приглушил мотор и повернулся к Лили.
– Два дня и одну ночь я мучился от того, что не могу задать никому определенные вопросы; теперь ты в моих руках, так что отвечай. Когда в субботу вечером я вышел из танцевального зала вскоре после прихода Сэма Пикока, ты танцевала с Вуди, Фарнэм танцевал с миссис Эймори, Дюбуа с женщиной в черном, а Уэйд – с девушкой, которую я прежде видел, но имени не помню. А ты сама-то видела Пикока?
– Пару раз, но издали. Потом он куда-то пропал, да и тебя нигде не было. Я подумала, что ты повел его к Ниро Вульфу.
– Увы. Там торчали Хейт с Уэлчем, так что мы решили отложить свидание. Теперь слушай внимательно. После того, как ты закончила танцевать с Вуди, видела ли ты, чтобы Пикок с кем-нибудь разговаривал?
– Нет. – Лили нахмурилась. – Я была довольно далеко и… Пожалуй, нет.
– А кто-нибудь из тех, кого ты знаешь, выходил из танцевального зала?
– Если да, то я не обратила внимания. Нет.
– Жаль. Это чертовски важно. Сама знаешь, бывает, что люди что-то видят, но не придают этому значения и отбрасывают как несущественное. Может быть, если ты закроешь глаза или присядешь, или даже полежишь и сконцентрируешься на всем, что ты видела, то тогда что-нибудь и вспомнишь? Попытайся.
– Вряд ли… Но я постараюсь.
– Хорошо. Теперь о том, что тебе хорошо известно. Есть все-таки предел. Шесть бананов. Целый пирог. Лучшая икра и лучший паштет. И скромно окрестить этот лукуллов пир закуской. Правда, ты спасла мне жизнь.
– Иди к черту, Эскамильо. Я же тебя втянула в эту передрягу.
– Ничего подобного. Втянул меня Икс, и он горько раскается. Где мистер Вульф?
– Должно быть, у Вуди. Мы туда заедем. Вчера и сегодня Вульф провел больше времени у Вуди и на ранчо, чем в коттедже.