– А почему на ранчо?
– Потому что там эта девица. Пегги Трюитт. Кэрол привезла ее сюда вчера вечером. Джессап приехал и два часа допрашивал ее в твоей комнате. Около одиннадцати он позвонил из гостиной Кэрол, что выезжает к ней вместе с Пегги. Они поехали на его машине, а уже за полночь Джессап вернулся сюда с Вульфом. Они мне ровным счетом ничего не сказали, а сегодня спозаранку я выехала в Хелену. Вот на этом «додже». Домой я не возвращалась, но пару часов назад я звонила Кэрол, и она сказала, что Вульф провел у нее почти весь день, запершись с Пегги Трюитт, и что он и сейчас у нее, но спросил, может ли она часов в пять отвезти его к Вуди. Поэтому сейчас он скорее всего у Вуди. Либо на ранчо. Ты его знаешь лучше, чем я. Может, Пегги Трюитт – его идеал женщины?
– У него нет идеалов. Это обычное процеживание.
– В каком смысле?
– Тот же процесс, что при процеживании кофе, но наоборот. Когда фильтруешь кофе, то выпиваешь то, что проходит сквозь ситечко. Здесь же наоборот – используешь то, что остается после того, как задашь уйму вопросов. Значит, ты не знаешь, встречался ли он с Хейтом?
– Нет. А это важно?
– Может быть, и не очень. Просто мне хотелось бы поприсутствовать при их беседе – я наверняка получил бы удовольствие. Что там еще? Ах, да, Джессап сказал, что ты ездила к Фарнэму фотографировать его постояльцев и что никто, кроме самого Фарнэма, не возражал. А как вели себя остальные?
– Джессап сказал, что это официальная просьба, но подчеркнул, что это только просьба, поэтому любой вправе отказаться, не называя причин. По-моему, очень хитроумно. Вы с нашим гением еще сделаете из него человека. Кстати, теперь, когда мы сидим, я ощутила… аромат. Довольно экзотический. Это пройдет?
– Нет, сохранится навечно. Отныне будем встречаться только на улице при сильном ветре. Ты отправила фотографии Солу?
– Еще бы. В шесть утра я была уже на ногах и отвезла их к десятичасовому самолету. Сейчас снимки уже у Сола. Ты тоже подозреваешь кого-то из наших?
– Не знаю. Я не имею права никого подозревать, пока хоть немного не поработаю. И не приму ванну, – добавил я, запуская мотор.
Мы выкатили на шоссе.
К Вуди-холлу мы подъехали без десяти семь. Я вылез из «доджа» и вошел в вестибюль. Там никого не оказалось, и я прошествовал в апартаменты Вуди. Сам Вуди сидел в кухне на табурете, помешивая что-то в кастрюле. Вульф стоял рядом и наблюдал. Из-за Вульфа кухня как-то съежилась и сразу стала очень маленькой.
– Похоже, я как раз вовремя, – сказал я.
Вульф взглянул на меня, шагнул навстречу, присмотрелся внимательнее и прорычал:
– Приемлемо.
Мои нервы были уже на пределе.
– Что для вас, черт побери, приемлемо? – запальчиво спросил я.
– Ты здесь, целый и невредимый, и язык еще не отсох. «Вовремя» говоришь? Да, ты и впрямь вовремя. Мистер Степанян как раз заканчивает готовить свое любимое блюдо, «хункав беянди». Рецепт придумали в Армении, но турки уверяют, что знают его со времен Магомета. Это кебаб с фаршированными баклажанами, которые турки называют «имам бейлди» – головокружительный имам. Лук, обжаренный в масле, помидоры, чеснок, соль и перец. В тюрьме было грязно?
– Да.
– Ты голоден?
Я понял, что при Вуди он ничего рассказывать не собирается. По меньшей мере, пока не попробует хункав беянди.
– Конечно, голоден, – заявил я. – Но сперва мне нужно смыть грязь. Мисс Роуэн позвонила Мими и попросила приготовить филейчики. На тот случай, если вы тоже проголодались.
– Прошу прощения, – перебил Вуди. – Можете воспользоваться моей ванной и душем с горячей водой. Сочту за честь. Вы же знаете, как я рад вас видеть, Арчи.
– И я рад вас видеть, Вуди, – улыбнулся я. Потом снова повернулся к Вульфу. – Хорошо, я вернусь позже. Часов в девять?
Вульф кинул взгляд на настенные часы. Как у себя дома.
– Я жду звонков. И сам должен позвонить, В девять-десять, как тебе удобно. Или мистер Степанян отвезет меня; он сам любезно предложил это. А ты прими ванну, поешь и ложись спать.
– Гениальная мысль, – сказал я. – Мне бы это в голову не пришло. Ладно, до завтра. Спокойной ночи, Вуди.
– А Вульф с нами не едет? – осведомилась Лили, когда я открыл дверцу «доджа».
Ответил я только после того, как отъехал.
– В один прекрасный день, – сказал я, – я изжарю его в масле с чесноком. Он, видите ли, ждет звонков. Предложил мне принять ванну, поесть и отправляться спать. Одно из двух: либо он затеял что-то такое, что рассчитывает провернуть без моей помощи, либо это один из его выкрутасов. Послушай. Ты видишь, в каком я состоянии. Отмокая в горячей ванне, я даже не стану строить планов на завтра, я буду ломать голову над тем, что происходит с Вульфом. Пожалуйста, не обращай на меня внимания. Будь у нас в коттедже собака, которая с радостным лаем выскочила бы мне Навстречу, я бы пнул ее ногой.
Добрую милю Лили молчала. Потом сказала.
– Схожу к Фарнэму – он одолжит мне собаку.
– Прекрасно. Валяй.
В следующий раз она раскрыла рот, когда мы уже подъезжали:
– Но от еды ты, надеюсь, не откажешься?
– Нет, конечно. Я умираю от голода.
У нас было заведено, что по вечерам тот, кто пользовался машиной последним, берет ключ от замка зажигания с собой и кладет его на условное место в гостиной, тогда как днем ключ просто оставляют в замке. Так вот, я забрал ключ с собой, чтобы показать Лили, что на сегодня я завязал. Если Вуди передумает отвозить Вульфа, пусть разжиревший чревоугодник топает пешком.
Я поел. Чистенький, как только что выпотрошенная форель, гладко выбритый, причесанный и прилизанный, я сидел на кухне в изящном сером шелковом халате с черными точками поверх белой без точек пижамы. Напротив сидела Лили. Нам подали черепаховый суп, филейчики, отварную картошку, хлеб, масло, молоко, шпинат с грибами и мадерой, белую мускатную дыню и кофе. Дважды заходила Диана и интересовалась не нужно ли нам чего. Мы, поблагодарив, отказывались. Когда Мими наливала нам кофе, Диана зашла в третий раз и спросила, нельзя ли присоединиться к нам. Мы разрешили. Не успев присесть, Диана выпалила, что ей не терпится послушать о моих приключениях в тюрьме и что Уэйду это тоже очень интересно. Она тут же окликнула его, и он пришел.
Тюрьму я расписал в самых мрачных тонах, присовокупив блох, тараканов, крыс и даже пару ящериц. Потом последовали вопросы о том, как мы обнаружили тело Сэма Пикока, а за этим – главный вопрос: кто убил его и за что? В ответ я сказал, что могу только предполагать; что им это куда проще, чем мне, поскольку я сидел в тюрьме. В заключение предложил им сыграть в пинокль. Дружеская партия в пинокль, сказал я, поможет мне отвлечься от тягостных мыслей. Я не добавил, что вынашиваю план мести: если Вульф вернется и застанет меня с самым беспечным видом в гостиной за игрой, словно и не было никакого убийства, это будет для меня вполне приемлемо. Лили явно прочитала мои мысли. Уголок ее губ изогнулся в понимающей улыбке: как ни крутись, голубчик, но я тебя знаю, как облупленного.