– Вестимо, – колебаться Курицын не стал. Он тоже хотел поскорее добраться до дома. Дом же его был все равно что на другой планете.
Степан Петрович понимающе вздохнул. Ему не хотелось так быстро отпускать фронтового приятеля, но и задерживать его на неопределенный срок не годилось. Кто знает, когда подвернется следующая оказия, да и подвернется ли вообще?
– А это – тебе, Степан Петрович. Чтобы с топором никого не встречал. – Орловский протянул хозяину трофейную трехлинейку. – Вот только патронов много дать не могу. У самого маловато, а путь не близкий.
– Так это ж… – Хозяин не сразу подыскал слова и порывисто обнял дарителя. – Вот уважил так уважил!
– Когда выходим, Егорий Юрьевич? – деловито осведомился Курицын.
– К полуночи мы должны быть у станции. Вот только… – Орловский невольно замялся. – В общем, мне еще раз надо перед тем побывать у моего приятеля. Только не знаю, как смогу выбраться?
Курицын внимательно посмотрел на своего спутника:
– Опасаешься чего, Егорий Юрьевич?
Орловский вздрогнул. Опасается ли он? А ведь, похоже, что да. Здесь не открытый бой, где все жестоко, но честно. И дело даже не в позиции Шнайдера, ненавидящего старый мир и старающегося уничтожить то немногое, что от него осталось. Есть в бывшем приятеле нечто, что Орловский никак не мог определить, но от чего исходила какая-то неуловимая угроза. Если бы не обещание, Георгий ни за что не пошел бы на встречу. Все равно переубедить Шнайдера ни в чем невозможно, выступать же в открытую против него… Есть в городе другие офицеры, школа прапорщиков с неведомым Мандрыкой наконец, их это касается намного больше. Долг Орловского – как можно скорее добраться до семьи, пока до нее не добрался такой же Шнайдер или подобие атамана с Рудни. Да и кто он такой, чтобы вмешиваться в действия власти?
Мужчины успели войти в дом и усесться вокруг торопливо накрываемого стола, только тогда Георгий нашел в себе силы признаться:
– Немного опасаюсь.
– Так не ходи, – встрял в разговор хозяин, отрываясь от винтовки.
– Не могу. Слово дал, – вздохнул Орловский.
Взгляды двух других мужчин скрестились на нем, и в них промелькнуло нечто похожее на узнавание. Не Георгия, его тщательно таимого прошлого.
И поневоле кольнуло воспоминание о ночном лазаретном кошмаре. Кольнуло и исчезло при виде простых русских лиц.
– Ничего. Вместях пойдем. Вдвоем веселее, – как о само собой разумеющемся сказал Курицын, но был тут же перебит:
– Почему вдвоем? Втроем!
– Вы хоть знаете к кому? – спросил Орловский.
– Так какая разница? – пожал плечами Степан Петрович.
Разница была, причем именно для хозяина, и Георгий счел необходимым сообщить:
– Мне надо к Шнайдеру.
Как и следовало ожидать, Курицын отнесся к этому имени абсолютно равнодушно. Другое дело – Степан Петрович. Но и он не выказал ни тени страха, лишь посмотрел на гостя с некоторым уважением и спросил по-деловому:
– С чего ты решил, Егорий Юрьевич, будто Шнайдер опасен? Он, напротив, говорят, помочь завсегда рад. И за свободу горой стоит, говорит красиво. Хотя, конечно…
В неоконченной фразе повис намек на известную троим, но так и не высказанную тайну.
– Нет, не поэтому, – усмехнулся Орловский, поняв намек хозяина. – Просто мы с Яковом давно знакомы. Вот и чувствую, что в нем появилось нечто новое, а что – не пойму. Сверх же того… – И он коротко рассказал о реакции Шнайдера на сообщение про рудненскую банду и несвоевременное желание сегодня же разогнать юнкеров.
– Вот такие дела, – Георгий закончил рассказ упоминанием о явно готовящейся в городе резне офицеров.
Степан Петрович так и застыл с позабытой ложкой в руке, а затем через силу выдохнул:
– Это как же?..
Орловский лишь пожал плечами.
– Не след энто, – подал вместо него голос Курицын. – Тут надоть крепкий отряд сколотить да поскорее из Рудни банду выбить, а ваши правители заместо этого душегубство замышляют. Эх, нету на них царя-батюшки!
И он невольно покосился на стену, где, так и не убранный, висел портрет государя с наследником.
Невольно потянуло спросить, почему в сердце солдата нет злобы к бывшим начальникам, только Георгий понял, что такой вопрос прозвучит неуместно. Все равно что поинтересоваться, почему Курицын до сих пор верит в Бога, когда большинство людей вдруг перестали.
– Надо бы людям сказать, – встрепенулся Степан Петрович.
Сказать-то можно, а толку? Какой-нибудь баюн вмиг докажет, что дело это до крайности необходимое, и люди с готовностью уверятся в свежепроизнесенном… до очередного баюна. Орловский видел пример совсем недавно на вокзале, когда та же самая толпа с одинаковым пылом выслушивала противоположные речи.
Но почему в несколько роковых дней у власти не нашлось такого же умелого говоруна?!
– Ты лучше о Рудне расскажи.
Банда в такой близости от города угрожала всем, а значит, могла хотя бы в некоторых пробудить инстинкт самосохранения. Это была единственная хрупкая надежда хоть что-то изменить в надвигающейся на новоявленную республику междоусобице.
– Надо идти. – Орловский отодвинулся от стола. – Думаю, что времени вернуться у меня уже не будет, поэтому с тобою, Иван Захарович, мы встретимся на вокзале. Со мною идти не надо. Я лишь поговорю с приятелем, и все.
Он проверил патронташ, извлек из него пять пачек патронов и протянул их Степану Петровичу:
– Извини, больше дать не могу. У самого мало.
Мало – это было столько же плюс одна обойма в винтовке. Но не отблагодарить хозяина казалось неудобным. К тому же у Орловского был еще захваченный у бандитов маузер, а для ближнего боя – кольт. Плюс – надежда разжиться патронами где-нибудь по дороге.
Ответный дар хозяина тоже был щедр. Хлеб, сало, вареные яйца, даже немного чая в кульке давали возможность проделать хоть часть пути без забот о продуктах.
– Ты это, Егорий Юрьевич, будь осторожен. Береги себя. Ежели что – возвращайся. Есть у меня несколько надежных приятелей, тоже фронтовиков. С оружием, правда, небогато, но завсегда поможем.
– Спасибо за все, Степан Петрович! – Орловский с чувством обнял хозяина и тут же деловито нацепил на рукав терку.
Гранат оставалось только две, но это было самое мощное оружие в арсенале Георгия.
Кобуру с маузером Орловский повесил поверх шинели. Благо вид вооруженного до зубов человека давно не вызывал у людей даже тени удивления.
Курицын внимательно смотрел за приготовлениями своего попутчика, а затем еще раз предложил:
– Может, все-таки вдвоем пойдем? Мало ли…
– Я же не воевать иду, – слегка улыбнулся Орловский, хотя его вид говорил о другом. – Ты лучше, Иван Захарович, не в службу, а в дружбу, прихвати мою торбу.