До тех пор, пока Наташа и Юля в плену, зря рисковать жизнью я не имею права. Не хватало еще, чтобы мой ребенок родился в неволе без шансов стать свободным человеком!
Следовательно, необходимо провести отсев. Без всяких обид по добровольному принципу. Вести на добычу можно многих, а вот решать с чужой помощью свои дела…
Обижаться и возмущаться нет ни малейшего смысла. Людей надо воспринимать такими, какие они есть. Они пошли за мной без лишних слов и расчетов на выгоду. Теперь, надеюсь, кто-то останется дальше. Тем, кто уйдет, – большое спасибо за их порыв.
Но все это позже. Позже. Два корабля смотрятся солиднее, чем один. Надо их использовать в последний раз.
Вдруг я не прав, и Ягуар задержался в гавани?
Вдруг?..
Все было проще, чем обычно. Корабли не входили в гавань сквозь огонь и дым, к берегу не стремились шлюпки с десантом, и никто не врывался в спящий городок с материковой стороны. Не потому, что я решил пощадить мирных обывателей. Штурм, захват и последующий дележ добычи отнимает массу времени, а я и без того давно был в цейтноте.
Отряды, конечно же, были высажены. Но не для штурма. Они лишь перекрыли ведущие из города дороги. Если произошло чудо и Ягуар до сих пор здесь, вполне логично с его стороны попытаться бежать сухопутьем, раз невозможно морем.
Фрегат и бригантина подошли поближе к входу в бухту. На берегу заметались люди. Там наверняка вспыхнула паника. Кто-то проклинал местное начальство за то, что оно услало солдат на мою поимку, кто-то без всяких проклятий готовился удирать, и лишь единицы собирались защищаться.
Все было знакомо. Под луной вообще трудно встретить нечто новенькое. Попробуй мы войти, нас бы угостили залпами с прикрывающего город форта. Потом, едва убедились бы, что нападение всерьез, попробовали бы бежать.
Но любой бой чреват превратностями, и до бегства нам могли бы причинить повреждения, нанести потери. Я не хотел ни того ни другого. Людей без того осталось мало, едва хватало для обслуживания кораблей. А уж для серьезного морского боя…
Корабли остановились вне досягаемости береговых орудий. Гордо развевались черные флаги с ухмыляющейся кабаньей головой. Только для официального визита мне пришлось выбрать другой цвет.
Отвалившая от борта шлюпка шла под небольшим белым флажком. Символ моих мирных намерений и желания вступить в переговоры.
К подобным вещам здесь относились еще достаточно серьезно. Всегда и везде в ходу были всевозможные перемирия, пышные послания друг другу и, уж конечно, встречи парламентеров без коварства с той и другой стороны.
Весла размеренно погружались в теплую воду. Море, у которого я когда-то вырос, было холоднее даже летом. Здесь же сплошной курорт. Отдыхай – не хочу.
Именно – не хочу. С самого прибытия Колумба здесь непрерывно льется кровь, и мы лишь добавили в этот поток свою лепту.
В городе заметили флаг над шлюпкой, оценили, и небольшая группа пышно разодетых лиц встала на берегу.
Я тоже был одет по нынешним меркам довольно изысканно. Жаль лишь, костюм был не свеж, но где стираться во время плавания? В кино герои могут ходить хоть во всем белом и при этом нигде не пачкаться. А вы попробуйте проделать подобное наяву!
Романтика всегда на деле пахнет потом и несвежими портянками. Всегда и везде. Плюс ранних веков – к подобным ароматам все привыкли настолько, что не замечают их. Мыться не принято на всех ступенях общественной пирамиды. Люди знатные или хотя бы благородные щедро поливаются духами, отчего запахи приобретают неповторимое сочетание.
И кто-то еще говорит о притуплении в мои времена обоняния!
Ладно, проехали.
На сушу мы вступили вдвоем с Аркашей. Мой бессменный переводчик тоже был при параде, в соответствии со статусом. Сам я испанским не владел и вряд ли уже овладею. Как-то не особо требовалось здесь, в Европе же он мне не понадобится.
Шлюпка отошла на дюжину метров и застыла. Этикет!
– Командор де Санглиер! – представил меня Калинин.
В ответ один из стоящих чуть позади худощавого немолодого господина разродился длинным перечнем имен. Испанцы любят усложнять жизнь запоминанием явно ненужного. Сам я из предъявленного списка усвоил только дон Педро, а дальше – темный беспросветный лес.
Мы с благородными встречающими обменялись поклонами, помахали шляпами и только тогда перешли собственно к делу.
Калинин согласно уговору разродился речью, в которой сообщил, что никто пока не собирается нападать на город, и спросил, нет ли в гавани британской бригантины с испанским названием «Сан-Изабелла».
Сухощавый начальник выслушал благосклонно и соизволил заговорить сам.
Главное я понял без переводчика. «Сан-Изабелла» успела покинуть порт до нашего появления.
Аркаша перевел не понятые мной детали.
Ягуар снялся с якоря, едва до города дошло известие о поражении испанцев. Он хотел выйти еще раньше, сразу после шторма, но задержали неизбежные судовые дела.
Все-таки жила в моем сердце надежда. Хотя эта капризная дама привыкла обманывать всех направо и налево, но…
Видно, что-то отразилось на моем лице. Начальник посмотрел на меня и произнес пышную речь.
– Что он говорит?
– Выражает сожаление о том, что не знал о вашем желании встретиться с Ягуаром, – перевел Аркадий. – Если бы его как-то предупредили, то он обязательно нашел бы способ задержать англичан на некоторое время.
Угу. Задержал бы.
А может, в самом деле что-нибудь придумал бы? Хотя бы для собственного спасения. Когда имеешь дело с грозными пиратами, то лучше пойти им навстречу. Глядишь, и гроза пройдет мимо.
– Передай ему мою искреннюю благодарность за намерения, – попросил я.
Люди, будем взаимно вежливыми, раз уж ничего другого нам не осталось!
Аркадий перевел, а затем спросил что-то явно по собственной инициативе.
Ответ не заставил себя ждать.
– Команданте говорит, что Ягуар представил ему каперский патент, подписанный лордом Эдуардом. И что сам Ягуар – это побочный сын вышеозначенного лорда.
Что-то до сих пор я не слышал ни о каких сыновьях своего знакомого. Он, помнится, утверждал, что, кроме дочери, других детей у него нет.
Хотя не стоит считать собеседника высокоморальным из-за того, что он живет в прошлых веках. Существуй капитан Блад в действительности, он обязательно бы в промежутках между походами вовсю гулял с продажными девками, совмещая плотские утехи с возвышенной любовью к своей даме.
Самое интересное – без малейшего упрека со стороны окружающих. Тут все так делают. В обществе меня осуждают не за то, что я живу сразу с двумя женщинами, а за то, что открыто делаю то, о чем прочие лишь мечтают. Если бы я просто шлялся от одной к другой, никакого возмущения любителей морали это не вызвало бы. Считается: у мужчины есть определенные потребности, не имеющие никакого отношения к возвышенной любви.