– Где именно? Церковь такая большая…
– Войдете через левую дверь и пойдете до трансепта [9] . Найдете гробницу Иларии. На ней изображена распростертая женщина с собачкой у ног. Там вас будет ждать кардинал.
– Вы не пойдете со мной?
– Нет. По приказу монсеньора я должен покинуть гостиницу ночью. Он не хочет, чтобы нас видели вместе. Моя миссия завершена, и меня призывают другие дела.
– Благодарю вас, господин аббат. Я сообщу крестному, с какой старательностью вы выполнили его волю. Что касается меня, то я сейчас же отправлюсь на встречу с ним.
– Да хранит вас Господь! Я буду молиться за вас.
Приложив длинный палец к губам как требование соблюдать тишину и ступая на носках своих громадных туфель с видом заговорщика, который при других обстоятельствах Марианна нашла бы комичным, мнимый синьор Зеччини вышел так же бесшумно, как и вошел.
Марианна живо подошла к туалетному столику, сняла шляпу и убедилась, что прическа не сильно пострадала, затем, открыв принесенный Орланди ковровый мешок, достала из него большую темно-красную кашемировую шаль, в которую закуталась с головой, как это делали местные женщины. После чего она приоткрыла дверь, ведущую в комнату Агаты. Как она и предполагала, девушка спала. Растянувшись в одежде на кушетке, она даже не услышала, когда скрипнула дверь. Марианна улыбнулась. Она могла спокойно идти на свидание. Агата не скоро проснется. Спускаясь по лестнице, она встретила Орланди, который шел с уставленным тарелками, стаканами и приборами подносом.
– Пожалуйста, подайте ужин немного позже, – сказала Марианна. – Я хотела бы… сходить в церковь немного помолиться, если это можно…
В служебной улыбке Орланди появился более теплый оттенок:
– Ну конечно же, это можно! Сейчас как раз идет вечерняя служба! Идите, синьорина, идите, я подам ужин, когда вы вернетесь.
– А эти солдаты… пропустят меня?
– Чтобы пойти в церковь? – возмутился почтенный хозяин гостиницы. – Хотел бы я видеть!.. Мы здесь все добрые христиане! Если бы попытались закрыть церкви, в городе вспыхнула бы революция. Вы не желаете, чтобы я проводил вас?
– Только до дверей вашего дома. Дальше я пойду сама, благодарю вас.
В сопровождении принявшего грозный вид Орланди Марианна пересекла зал, не привлекая внимания никого из солдат. Впрочем, теперь они выглядели гораздо менее агрессивными. Сержант с капралом играли в карты, а остальные разговаривали, попивая вино. Некоторые достали длинные трубки и задумчиво пускали к потолку клубы дыма. Выйдя из дома, Марианна поплотней закуталась в шаль и пустилась бегом через площадь. Ночь уже полностью вступила в свои права, но рассеянные кое-где фонари позволяли разглядеть светлую массу старой базилики. Поднялся легкий ветер, донесший аромат полей, и Марианна приостановилась посреди площади, чтобы насладиться его свежестью. Вымытое недавним дождем небо распростерло над ее головой свое сине-черное покрывало с мириадами нежно сверкающих звезд. Где-то в ночи пел под аккомпанемент гитары мужчина, но его голос заглушали исходившие из открытых дверей храма звуки торжественного гимна. Песня, которую пел мужчина, была песней любви, гимн же прославлял Бога и горькие радости отречения и смирения. Первое призывало к счастью, второе – к строгому повиновению, и Марианна в последний раз заколебалась. Совсем недолго, ибо выбора между любовью и долгом у нее уже не было. Ее возлюбленный не нуждался в ней, не пытался найти ее. Он катил среди празднующего народа по дорогам Нидерландов, улыбаясь своей юной жене, не думая о той, кого оставил, которая теперь, чтобы скрыть свой позор и страдания, направлялась к неизвестному, чтобы он обеспечил ее ребенку право жить с высоко поднятой головой.
Она решительно повернулась спиной к любовной песне и посмотрела на церковь. Какой внушительной она казалась в темноте с ее приземистыми очертаниями и устремленной к небу, словно призыв о помощи, высокой башней. Ее призыв Бог не пожелал услышать, раз единственный человек, в помощи которого она нуждалась, не пришел и не придет. Он тоже был далеко от нее, может быть, уже забыл о ней. Волнение перехватило горло Марианны, но тут же сменилось приступом гнева.
– Ты форменная дурочка! – пробурчала она сквозь зубы. – Когда уже ты перестанешь оплакивать свою судьбу? Ты сама хотела того, что произошло! И ты всегда знала, что за счастье надо платить, даже если оно оказалось таким быстротечным! Так что теперь уж плати без всяких упреков. Тот, кто ждет тебя здесь, любит тебя с давних пор. Он желает тебе только счастья… или по меньшей мере душевного спокойствия. Постарайся довериться ему, как ты это делала когда-то.
Марианна смело направилась к паперти, перешагнула несколько ступенек и толкнула крайнюю слева дверь. Но чувство беспокойства у нее не рассеялось. Несмотря ни на что, она не могла избавиться от причинявшего ей боль чувства недоверия к крестному, за которое она упрекала себя. Как бы она хотела вновь обрести безоговорочное доверие юных лет! Однако эта невероятная свадьба! Эта требуемая им полная покорность!
Внутренность церкви тонула во мраке, и только красная лампа на хорах и несколько горящих свечей давали слабый свет. На высоком алтаре седовласый священник в серебряной ризе совершал богослужение в окружении коленопреклоненных прихожан, чей шепот, смешиваясь со вздохами органа, уносился к высокому, поблескивающему лазурью своду. Она остановилась около кропильницы, смочила пальцы и перекрестилась, затем преклонила колени для краткой молитвы, в которой ее сердце не участвовало. Скорее это был долг вежливости перед Богом. Душа ее здесь отсутствовала. Стремительно и бесшумно, словно тень, она проскользнула по боковому нефу, обогнула изящное восьмиугольное сооружение, укрывавшее диковинное распятие с Христом в длинном византийском одеянии, и наконец добралась до трансепта. Среди нескольких стоявших там на коленях фигур, похоже, не было того, кого она искала. Никто не обратил на нее внимания.
Марианна не торопясь приблизилась к гробнице. Она сразу заметила ее красоту, столь необычную, что взгляд ее, равнодушно скользнув по великолепной картине, изображавшей Деву Марию с двумя святыми, приковался к гробнице и уже не мог оторваться. Она никогда не представляла себе, что гробница может обладать таким изяществом, таким очарованием чистоты и покоя. На окаймленной фризом с держащими гирлянды цветов ангелами плите покоилась молодая женщина в длинном платье, с маленькой собачкой у ног, со скрещенными на груди руками, гладко зачесанными волосами, открывавшими очаровательное лицо, которое Марианна долго созерцала, восхищаясь цветущей молодостью, с такой любовью воспроизведенной скульптором. Она не знала, кто была эта Илария, умершая четыре века назад, но почувствовала удивительную духовную близость с нею, хотя на этом тонком лице не отражались страдания, которые привели ее на пороге жизни в гробницу.
Чтобы побороть желание прикоснуться к рукам лежащей и неуместную, по ее мнению, чувствительность, Марианна поодаль преклонила колени, спрятала лицо в ладонях и попыталась молиться. Но ее сознание оставалось настороже. И она не вздрогнула, когда кто-то опустился на соседнюю скамеечку для молитв. Скосив глаза, она узнала крестного, несмотря на поднятый воротник черного плаща, почти закрывавший его лицо. Увидев, что она смотрит на него, он слегка улыбнулся.