— Малыш, все хорошо, что хорошо кончается, — слабо возразил Райан.
— Джек, так не должно быть.
— В таком случае, доложи о них своему другу Бирду.
— Надо бы. Честное слово, надо бы.
— И что произойдет?
Кэти снова вспыхнула:
— Не знаю!
— Знаешь, это очень некрасиво — отбирать чужой хлеб, — предостерег жену Джек. — Ты можешь прослыть склочницей.
— Джек, в клинике Гопкинса я бы сразу же доложила о подобном вопиющем нарушении правил, и ребятам пришлось бы дорого заплатить за пьянство на рабочем месте. Но здесь — здесь я лишь гость.
— И обычаи здесь другие.
— Ну не настолько же другие, Джек! Это же просто непрофессионально. Подобные действия могут нанести вред здоровью пациента, а эту грань нельзя пересекать ни в коем случае. Видишь ли, когда я работала в клинике Гопкинса и мне на следующий день предстояла операция, я даже не позволяла себе выпить бокал вина за ужином, понимаешь? И это потому, что превыше всего стоит здоровье больного. Ну да, конечно, когда возвращаешься домой с вечеринки и видишь на дороге аварию с пострадавшими, и при этом ты оказываешься единственным, кто может помочь, ты делаешь все, что в твоих силах, а затем отвозишь раненого к врачу, который уже им займется, и, наверное, признаёшься этому врачу, что за ужином пропустил пару рюмок. Я хочу сказать, когда мы проходили практику в ординатуре, нас заставляли работать немыслимо долгие смены только для того, чтобы научиться принимать правильные решения в экстренных обстоятельствах, однако всегда рядом был кто-то, кто мог бы прийти на помощь в крайнем случае. И, кроме того, никто не должен был работать за гранью возможностей; если кому-то становилось совсем невмоготу, надо было честно предупредить об этом. Понимаешь? Со мной однажды случилось такое, когда я проходила практику в педиатрическом отделении. Малыш вдруг перестал дышать, но у меня была хорошая медсестра, мы тотчас же вызвали старшего врача, твою мать, и все обошлось благополучно, слава богу. Но, Джек, умышленно создавать ситуацию, при которой эффективность действий врача снижается, нельзя. Нельзя создавать дополнительные трудности, чтобы потом их преодолевать. Если проблемы возникают, необходимо их решать, но по собственной воле прыгать в бурлящий котел не надо, понятно?
— Ну хорошо, Кэти, так что же ты все-таки собираешься делать?
— Не знаю. Дома я пошла бы прямо к Берни, но я не дома…
— И ты спрашиваешь моего совета?
Ее голубые глаза пытливо всмотрелись в лицо мужа.
— Да. Что ты думаешь по этому поводу?
Джек понимал, что его собственное мнение не имеет никакого значения. На самом деле от него требовалось лишь то, чтобы он помог Кэти самостоятельно принять решение.
— Если ты спустишь все на тормозах, как ты будешь чувствовать себя на следующей неделе?
— Ужасно, Джек. Я увидела такое…
— Кэти, — остановил ее Райан, стискивая в объятиях, — я тебе не нужен. Поступай так, как подсказывает тебе совесть. В противном случае она тебя замучит. Совершив правое дело, никогда не жалеешь об этом, какими бы ни были последствия. Правое дело потому и называется правым, моя дорогая леди.
— Они меня так тоже называли. Мне очень неловко…
— Понимаю, малыш. И на работе меня нет-нет да и назовут сэром Джоном. Придется немного потерпеть. Пойми, ничего обидного в этом нет.
— И еще, знаешь, к врачам здесь обращаются «мистер Джонс» или «миссис Джонс», а не «доктор Джонс». Черт побери, почему это так?
— Таков здешний обычай. Это восходит к Королевскому военно-морскому флоту восемнадцатого столетия. В те времена судовым врачом, как правило, был молоденький лейтенантик, а на флоте было принято обращаться к лейтенанту не по званию, а просто «мистер». Ну а потом это каким-то образом перекочевало и в обычную жизнь.
— Откуда тебе это известно? — изумленно спросила Кэти.
— Кэти, ты доктор медицины. А я — доктор исторических наук, не забыла? Я знаю многое — например, могу наложить повязку на порез, после того неприятного случая, который начался с отравления мертиолатом. Но дальше этого мои познания в медицине не простираются. Конечно, в школе ЦРУ меня обучили основам первой помощи, но пулевое ранение я в ближайшее время лечить не собираюсь. Это я предоставлю тебе. Ты знаешь, как это делается?
— Я же штопала тебя прошлой зимой, — напомнила Кэти.
— А я тебя отблагодарил за это? — спросил Райан. Он крепко поцеловал жену. — Спасибо, малыш.
— Я должна рассказать о случившемся профессору Бирду.
— Дорогая, если сомневаешься, поступай так, как считаешь правильным.
Вот для чего нам нужна совесть — для того, чтобы напоминать, что хорошо, а что плохо.
— После этого ко мне вряд ли воспылают любовью.
— И что с того? Кэти, ты должна нравиться себе самой. И больше никому. Ну, еще мне, конечно, — добавил Джек.
— А я тебе нравлюсь?
Очень обворожительная улыбка:
— Леди Райан, я боготворю даже ваши грязные кальсоны.
И только после этого Кэти, наконец, успокоилась.
— Что ж, благодарю вас, сэр Джон.
— Позволь мне подняться наверх и переодеться. — Джек остановился в дверях. — Мне к ужину опоясаться торжественным мечом?
— Нет, можешь обычным. — Теперь она уже и улыбалась. — Итак, а у тебя на работе что было?
— Мы все больше узнаём, как много мы еще не знаем.
— Ты хочешь сказать, вы собираете новую информацию?
— Нет, мы выясняем, как же много нам неизвестно из того, что мы должны были бы знать. И этому конца-края нет.
— Не переживай. То же самое можно сказать и про мою работу.
Вдруг Джек подумал, что сходство обеих профессий заключается в том, что в случае ошибки могут погибнуть люди. И в этом не было ничего смешного.
Райан вернулся на кухню. Кэти уже была занята тем, что кормила маленького Джека. Салли смотрела телевизор, который великолепно успокаивал детей, — на этот раз какую-то английскую передачу вместо видеокассеты с мультиками про Койота-бродягу. Почему профессор офтальмологии упрямо готовила ужин сама, как жена простого водителя грузовика, не переставало поражать ее мужа, однако он не возражал — у Кэти это получалось очень неплохо. Интересно, ее учили стряпне в пансионе в Беннингтоне? Усевшись на табурет, Райан налил себе бокал вина.
— Надеюсь, против этого профессор не будет возражать.
— На завтра у тебя не намечено никаких операций?
— Никаких, леди Райан.
— В таком случае, я не возражаю.
Она подняла малыша вертикально, и тот отрыгнул воздух с большим воодушевлением.
— Черт побери, Джек-младший, твой папаша восхищен.