– Весьма. Это военная игра, которую мы проводили вместе с Агентством защиты от ядерного нападения. В качестве биологического агента мы использовали тогда сибирскую язву. Алекс входил в состав группы, планировавшей наступательные действия, – заметил Пикетт. – Он возглавлял команду «красных».
– Разве это не противозаконно? – спросила Кэти, возмущенная таким откровением.
– Наступление и защита, доктор Райан, это две стороны одной медали, – ответил генерал Пикетт, защищая своего бывшего подчиненного. – Для того чтобы организовать защиту от биологического нападения, нужно встать на позиции врага.
– Оперативная концепция? – спросил президент. Он понимал это лучше своей жены.
– Биологическая война на стратегическом уровне означает начало цепной реакции среди населения страны, ставшей ее целью. Нужно постараться заразить как можно больше людей, причем речь не идет об особенно большом числе; это ведь не ядерное оружие. Задача заключается в том, чтобы сами зараженные люди, ставшие жертвами, распространяли болезнь дальше. В этом и заключается изощренность биологической войны – сами жертвы становятся главным источником смерти остальных людей. Эпидемия начинается медленно и затем набирает скорость – сначала ее распространение происходит по тангенциальной кривой, а затем устремляется вверх по геометрической прогрессии. Таким образом, если биологическое оружие применяется в наступательных целях, вы стараетесь дать ему мощный исходный толчок, заразив максимальное число людей, причем лучше всего тех, кто много путешествуют. К этой мысли меня привело сообщение о вспышке лихорадки Эбола в Лас-Вегасе. Это город с постоянно меняющимся населением, и именно там действительно произошла крупномасштабная вспышка эпидемии. Приезжие заражаются, летят на самолетах домой и там распространяют инфекцию.
– У нас есть возможность выяснить, каким образом все это началось? – спросил Мюррей. Он показал генералу свое удостоверение, чтобы тот знал, с кем имеет дело.
– Скорее всего это будет напрасно затраченное время. У биологического оружия есть еще одно достоинство – оно начинает действовать не сразу. В данном случае минимальный инкубационный период составляет трое суток. Те средства доставки, которые были использованы для распространения лихорадки Эбола, уже отвезены на свалки. Наверняка не осталось никаких вещественных доказательств, способных пролить свет на то, кто прибегнул к такой системе заражения.
– Об этом будем говорить позже, генерал. Что предпринять сейчас? Я вижу, что во многих штатах еще нет очагов заражения…
– Это пока, господин президент. Инкубационный период лихорадки Эбола длится от трех до десяти суток. Нам еще не известно, как широко она распространилась. Это станет ясно, только когда пройдет определенное время.
– Однако следует привести в действие план «Занавес», Джон, – сказал Александер. – И сделать это нужно как можно скорее.
* * *
Махмуд Хаджи читал. Его кабинет находился рядом со спальней и он предпочитал работать здесь. Впрочем, ему не нравилось, когда его тут беспокоили, и потому телохранителей удивило, когда Дарейи отозвался на телефонный звонок. Через двадцать минут они впустили посетителя, причем, как ни странно, по пути к кабинету его никто не сопровождал.
– Началось?
– Да, началось. – Бадрейн передал аятолле распечатку материалов Центра по контролю и предупреждению инфекционных болезней. – Завтра получим более подробную информацию.
– Вы отлично справились со своей задачей, – сказал Дарейи, отпуская Бадрейна. Когда за ним закрылась дверь, аятолла снял телефонную трубку.
* * *
Алахад не знал, насколько обходным был этот канал связи, просто ему было известно, что звонили из-за океана. Он полагал, что из Лондона, но точно не мог сказать, да и не интересовался этим. Запрос Представлялся самым рутинным, если только не принимать во внимание время дня – в Англии был вечер, и рабочий день уже закончился. Ключевыми фразами был ассортимент ковров, имеющихся в продаже, и их цена. Из этих фраз, которые представляли собой код, заученный им наизусть и нигде не записанный, он узнал все, что требовалось. А поскольку он знал мало, то и в случае ареста мог раскрыть немногое. Ему как опытному профессионалу это было ясно. Дальше последовало то, что он должен был сделать сам. Алахад выставил в окне табличку «Скоро вернусь», вышел из лавки, запер дверь и, повернув за угол, поспешил за два квартала к телефону-автомату. Именно отсюда он и передал Арефу Раману последний приказ.
* * *
Совещания начались в Овальном кабинете, затем продолжились в зале Рузвельта и теперь проходили в зале заседаний кабинета министров, в конце коридора, где за ходом совещания могли следить портреты нескольких американских президентов, а не только одного Джорджа Вашингтона. Члены кабинета министров прибыли почти одновременно, и скрыть их появление было невозможно. Слишком много служебных автомобилей, слишком много телохранителей, слишком много знакомых репортерам лиц.
Министерство юстиции представлял Пэт Мартин. Из Министерства обороны приехал сам министр Бретано в сопровождении адмирала Джексона, сидящего сейчас у него за спиной (почти каждый министр приехал в сопровождении заместителя, главным образом, чтобы вести записи). Министр финансов Уинстон пришел из здания напротив, на другой стороне Пятнадцатой улицы, по подземному переходу. Министры торговли и внутренних дел были единственными членами кабинета Дарлинга, уцелевшими при катастрофе благодаря тому, что отсутствовали в тот страшный вечер в Вашингтоне. Вообще-то они были назначены на свои посты еще Бобом Фаулером. Почти все остальные раньше занимали должности заместителей и стали министрами отчасти из-за занятости президента другими делами, отчасти потому, что у Райана создалось впечатление, что они неплохо справляются со своей работой. Но ни один из них не знал, почему было созвано это совещание. Приехал Эд Фоули, получивший приглашение президента, несмотря на то что с недавних пор ЦРУ утратило ранг министерства. Кроме них на совещании присутствовали Арни ван Дамм, Бен Гудли, директор ФБР Мюррей, первая леди, три армейских офицера и доктор Александер.
– Начинается совещание, – произнес президент. – Дамы и господа, я хочу поблагодарить вас за то, что вы приехали сюда. У нас нет времени для вступительных речей. Над страной нависла серьезная опасность. Принятые нами сегодня решения будут иметь огромное значение для всей нации. В углу сидит генерал-майор Джон Пикетт. Он врач и ученый, и я попрошу его объяснить вам суть происходящего. Прошу вас, генерал.
– Спасибо, господин президент. Дамы и господа, я занимаю должность начальника Форт-Детрика. Сегодня утром к нам начали поступать весьма тревожные сообщения…
Райан перестал обращать внимание на то, что говорил генерал. Он выслушал все это уже дважды. Полезней было изучить папку, которую передал ему Пикетт. Обложка ее имела обычную красно-белую окантовку. В центре значилось: «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО – НА СЛУЧАЙ ЭПИДЕМИЙ» – весьма подходящее название для раздела особой важности, к которому принадлежала папка, подумал президент. Затем он открыл папку и начал читать оперативный план «Занавес». Джек увидел, что существуют четыре варианта этого плана. Он взялся за четвертый вариант под многозначительным названием «Уединение». Уже краткого содержания было достаточно, чтобы по коже пробежал холодок. Джек посмотрел на портрет Джорджа Вашингтона на стене. Хотелось спросить у первого американского президента: как лучше поступить, черт побери? Но Вашингтон не понял бы его. Ведь он жил в то время, когда еще не знали ни авиалайнеров, ни атомных бомб, ни вирусов…