— И что она рассказала? — спросил Кларк.
— Что целью операции было освобождение Карлоса, но он ничего не сказал ей о том, кто поручил ему проведение этой операции. Честно говоря, он вообще мало о чем говорил, хотя в ходе допроса было упомянуто имя еще одного участника операции, или, по крайней мере, так считают наши французские коллеги. Сейчас они проверяют это имя. Женщина, о которой идет речь, — ну он и она были друзьями, любовниками в течение некоторого времени, и он, наверно, доверял ей. Она пришла в полицию по своей собственной инициативе из-за убитого голландского ребенка. Парижские газеты описали убийство очень подробно и красочно, и это, по-видимому, встревожило ее совесть. Она рассказала полиции, что пыталась отговорить его от участия в операции, — я не уверен, что верю этому, — и тогда он сказал ей, что думает. По-видимому, он не говорил о подробностях, но французы считают, что кто-то, может быть, отказался от участия в операции. Сейчас они опрашивают обычных подозреваемых и пытаются разговорить их. Может быть, им удастся узнать что-нибудь, — закончил Тауни, не скрывая надежды.
— Это все? — спросил Кларк.
— Вообще-то совсем немало, — заметил Питер Ковингтон. — Это гораздо больше, чем мы знали вчера, и дает возможность нашим французским друзьям расследовать дополнительные сведения, о которых им стало известно.
— Может быть, — согласился Чавез. — Но почему они взялись за операцию? Кто убедил этих ублюдков приняться за нее?
— Известно что-нибудь о двух других инцидентах? — задал вопрос Кларк.
— Ни единого звука, — ответил Тауни. — Немцы покопались во всех кустах. Было замечено, что автомобили приезжали и отъезжали от дома Фюрхтнера/Дортмунд, но она была художницей, и это вполне могли быть покупатели ее картин. В любом случае, не известны ни марки автомобилей, ни их номерные знаки. Это дело закрыто, если только кто-нибудь не войдет в полицейский участок и не сделает заявление.
— Известные сообщники? — спросил Ковингтон.
— Все допрошены, но никаких результатов. Ганс и Петра никогда не отличались разговорчивостью. То же самое относится к Моделю и к Гуттенаху. — Тауни махнул рукой в разочаровании.
— Он где-то здесь, Джон, — сказал Чавез. — Я чувствую это.
— Согласен, — кивнул Ковингтон. — Но фокус заключается в том, чтобы он попал к нам в руки.
Кларк сердито нахмурился, но он тоже знал правила еще с того времени, когда занимался оперативной деятельностью. Вы хотите получить информацию, но простое желание никогда не приводит к ее появлению. Подобная информация приходит к вам, когда она сама решает прийти. Это так просто и сводит с ума, особенно когда вы знаете, что она вот здесь, совсем рядом, а вы нуждаетесь в ней. Получив самую незначительную информацию, «Радуга» могла обратиться в какое-нибудь национальное полицейское агентство, направить его в нужном направлении, арестовать одного человека или нескольких и поджаривать их на медленном огне до тех пор, пока они не расскажут то, что нужно «Радуге». Лучше всего, чтобы это оказались французы или немцы, — ни в одной из этих стран нет юридических ограничений, которые налагает на свою полицию Британия и Америка. Так, однако, не следует думать, и ФБР обычно ухитряется расколоть подозреваемых, хотя и обращается со всеми преступниками в «белых перчатках». Даже террористы, захваченные ФБР, обычно рассказывали все, что им было известно, — ну, разумеется, если это не ирландцы, вспомнил Джон. Некоторые из этих подонков отказываются произносить единое слово, не говоря уж о своих именах. Ну что ж, существуют способы сломить такую степень упрямства. Они заключаются в том, чтобы поговорить с ними вне пределов полицейских участков, вдохнуть в них страх божий, ну и, конечно, применить боль. Обычно это действовало, — по своему опыту Джон Кларк знал, что это действует всегда. Но сначала нужно было найти, с кем говорить. Это самое трудное.
Будучи оперативником ЦРУ, он часто бывал в отдаленных опасных местах, где намечалось проведение операции, и вдруг приходило сообщение, что операция отменяется или, что еще хуже, откладывается из-за того, что отсутствует или утеряна важнейшая часть информации. Он видел, как по этой причине погибли трое мужчин и одна женщина, в четырех различных странах, все за железным занавесом. Четыре человека, лица которых он не забудет никогда, потеряны, убиты в соответствии с решением суда своими родными странами. Их борьба против тирании оказалась, в конечном итоге, успешной, но они не дожили до этого времени и не увидели торжества своих бесстрашных усилий. Совесть Кларка мучительно страдала от того, что он помнил каждого из них, и по этой причине он научился ненавидеть людей, владеющих нужной для него информацией, но не способных передать ее вовремя. Как это происходит сейчас. Динг прав. Кто-то вызывает этих зверей из своих берлог, и Кларк хочет знать имя этого человека. Стоит им обнаружить его или ее, и у них в руках окажется список имен и телефонных номеров и адресов. Получив его, европейские полицейские агентства сметут их в огромный мешок, и это положит конец значительной части террористической опасности, все еще нависшей над Европой. А это чертовски лучше, чем посылать своих людей на операции с заряженным оружием.
* * *
Попов уложил чемоданы. Русский сказал себе, что стал в этом настоящим экспертом и научился укладывать рубашки так, что он доставал их из чемоданов без единой морщинки.
За все время пребывания в КГБ Попов так и не научился этому. Возможно, это объяснялось тем, что теперь рубашки более высокого качества, более дорогие, и он лучше ухаживает за ними. Чемоданы, однако, все-таки отражали его предыдущую профессию, в них находились потайные карманы и отделения, в которых он держал свои «запасные» документы. Теперь он всегда возил их с собой. Если весь этот проект рухнет под своей тяжестью, Попов надеялся исчезнуть, не оставив за собой никаких следов, его три неиспользованных комплекта документов должны помочь в этом. В самом крайнем случае он появится в своем бернском банке, снимет деньги со счета и растает в России, хотя у него были и другие планы на будущее...
Однако он беспокоился, что жадность может затемнять его мышление. Пять миллионов долларов. Если он сможет положить их в банк на свой счет, тогда в его распоряжении будут ресурсы, позволяющие ему вести комфортабельную жизнь до самой смерти практически в любом выбранном им месте мира, особенно, если разумно распорядиться деньгами. Но как обмануть ИРА и украсть деньги, выделенные для них? Ничего, это может оказаться не так уж и трудно. Тут его глаза закрылись, и он опять спросил себя о жадности. А вдруг и впрямь она затемняет его оперативное мышление? Неужели он рискует без крайней необходимости, увлеченный мечтой об огромной сумме денег? Трудно быть объективным, рассматривая собственные мотивации. Не менее трудно, чем быть теперь свободным человеком, а не одним из тысяч оперативников Комитета Государственной Безопасности, где приходилось отчитываться за каждый потраченный доллар, фунт или рубль перед бухгалтерами в доме № 2 на площади Дзержинского, людям, полностью лишенным чувства юмора в этом поразительно бесчувственном государственном механизме.