– Почему, сэр?
– Возьмешь запас JP-5. – Манкузо открыл кейс и достал оттуда пачку оперативных приказов, на которых едва успели высохнуть чернила. – Тебе предстоит участвовать в проведении специальных операций. – Клаггетт автоматически едва не задал вопрос: «А почему я?» – но вовремя удержался. Он открыл обложку папки с приказами и начал проверять запрограммированный для него курс.
– У меня могут возникнуть определенные трудности, сэр, – заметил Клаггетт.
– Смысл операции заключается в том, что ты должен принять все меры, чтобы тебя не обнаружили, но имеешь право прибегнуть и к обычному правилу. – Обычное правило означало, что в случае необходимости капитан сам принимает решение, полагаясь на собственное суждение.
– Слушайте все, – донеслось по системе корабельной трансляции. – С этого момента курение на борту запрещается. Повторяю, курение запрещается.
– Ты разрешаешь команде курить во время похода? – спросил комнадующий подводными силами Тихоокеанского флота, потому что многие шкиперы не допускали этого.
– Вы же сами сказали, что мне следует полагаться на собственное суждение.
В тридцати футах от каюты командира Рон Джоунз вошел в гидроакустический пост и достал из кармана компьютерный диск.
– У нас уже проведены работы по расширению вычислительных возможностей, – заметил старший акустик.
– Это совершенно новый диск. – Подрядчик вставил диск в прорезь запасного компьютера. – С помощью этого программного обеспечения мне удалось обнаружить вас, как только лодка в первую же ночь пересекла линию раннего оповещения у Орегона. В кормовом отсеке что-то не было закреплено?
– Да, переносный ящик с инструментами. Его сразу убрали. С тех пор мы пересекли еще две линии раннего оповещения, – напомнил ему акустик.
– На какой скорости? – спросил Джоунз.
– Вторую прошли почти на полной и сделали над ней несколько зигзагов.
– Я заметил всего лишь легкий скачок, ничего больше, а на ней было установлено то же программное обеспечение, что я только что ввел в ваш компьютер. У вас действительно тихий корабль, чиф. Совершили обход лодки?
– Да, капитан даже позверствовал, но теперь у нас нет ничего незакрепленного. – Акустик сделал паузу. – Если не считать свисающих концов туалетной бумаги.
Джоунз поудобнее устроился в одном из кресел и окинул взглядом тесный гидроакустический пост. Он провел здесь несколько лет жизни, это было его рабочее место. Рон получил всего лишь намек на операцию, в которую уходила «Теннесси», – Манкузо спросил его относительно акустических условий в западной части Тихого океана и выразил беспокойство по поводу того, что японцы могли захватить наземную станцию линии раннего обнаружения ВМС на острове Хонсю до того, как персонал успеет вывести из строя ее оборудование, – но и этого было вполне достаточно. Подводная лодка, вне всякого сомнения, отправлялась в логово врага – по-видимому, это была первая субмарина Тихоокеанского флота, перед которой поставили такую задачу. Господи, и к тому же это поручено подводному ракетоносцу, подумал он. Огромному и тихоходному. Рон протянул руку и коснулся пальцами приборной панели.
– Мне довелось слышать о вас, доктор Джоунз, – произнес старший акустик, прочитав его мысли. – Я тоже знаю свое дело, понимаете?
– Когда японские лодки всплывают на шноркельную глубину…
– …частота акустических колебаний на линии тысяча герц. У нас самая совершенная буксируемая антенна и полностью обновленное программное обеспечение – включая ваши средства расширения ее возможностей, наверно. – Старший акустик протянул руку к кофейнику, подумал и налил кружку для гостя.
– Спасибо.
– «Эшвилл» и «Шарлотт» погибли? Джоунз кивнул, глядя в кружку.
– Вы знакомы с «Французом» Лавалем?
– Он преподавал на наших курсах, много лет назад.
– Француз был моим старшиной на «Далласе», когда мы плавали вместе с адмиралом Манкузо. У него на «Эшвилл» служил сын. Я знал его. Мы должны расплатиться за его смерть.
– Понял, – коротко бросил старший акустик.
* * *
– Соединенные Штаты Америки считают неприемлемой создавшуюся ситуацию, господин посол. Мне казалось, что я выразил эту точку зрения достаточно ясно, – сказал Адлер через два часа после начала очередного этапа переговоров. По сути дела заместитель госсекретаря США выражал эту точку зрения четко и ясно по меньшей мере восемь раз на дню с начала переговоров.
– Мистер Адлер, если ваша страна не хочет продолжения войны, которая никому не принесет ни малейшей пользы, вам нужно только одно – дать согласие на признание результатов предстоящих выборов, которые будут проведены под международным контролем.
В одном из городов Калифорнии, вспомнил Адлер, есть радиостанция, которая неделями исполняла все известные аранжировки знаменитой мелодии «Луи, Луи». Может быть, посоветовать Госдепартаменту передавать эту запись в качестве подготовки к подобным дипломатическим переговорам! Японский посол ожидал от американской стороны ответа на любезное предложение Японии вернуть Гуам – словно японские войска не захватили этот остров силой – и теперь проявлял раздражение из-за того, что Адлер отказывался пойти на уступки в благодарность за такой дружеский жест. Может быть, у американца есть еще какие-нибудь козыри? Если так, то пока он не увидит, что за карты у Адлера, не сделает и шага.
– Мы благодарны, разумеется, за то, что ваша страна выразила согласие на международный контроль за выборами, равно как и за то, что вы берете на себя обязательство признать их результаты, но это отнюдь не меняет того обстоятельства, что речь идет о суверенной национальной территории, население которой уже проявило свое желание, политически объединившись с Соединенными Штатами. К сожалению, мы не можем принять ваше благородное предложение при создавшемся положении.
Посол поднял руки кверху, выражая тем самым разочарование от того, что его на дипломатическом языке назвали лгуном.
– Как же нам убедить вас?! – воскликнул он.
– Просто вывести с островов вооруженные силы, разумеется, – ответил Адлер. Он, однако, уже сделал небольшую уступку. Признав, что Америка не отвергает безоговорочно вопрос о выборах, заместитель государственного секретаря позволил тем самым послу сообщить в Токио о некотором прогрессе в переговорах. Это совсем немного, вовсе не то, что хотелось бы услышать послу, но все-таки определенный шаг вперед. Позиции сторон были подтверждены еще раз, перед тем как утренний перерыв предоставил дипломатам возможность встать и размять затекшие мышцы.
Было холодно и ветрено, и, как обычно, Адлер и посол разошлись на террасе, которая превращалась в летнее время в столовую на открытом воздухе, в противоположные стороны. Члены делегаций
встречались, чтобы выяснить позиции друг друга, в то время как руководители делали вид, что не имеют к этому отношения.