– Вы оскорбляете нас и после этого хотите, чтобы мы пригласили вас в наш дом?
– Господин министр, Америка никого не оскорбляет. Вчера в Китайской Народной Республике произошла трагедия. Скорее всего вы предпочли бы избежать её, но всё-таки она случилось. Президент Соединённых Штатов обратился к вам с просьбой расследовать этот печальный инцидент. Это разумная просьба. В чем вы вините нас? Журналист всего лишь сообщил о фактах. Неужели Китай отрицает те факты, которые мы видели по телевидению? Неужели вы утверждаете, что частная американская компания сфабриковала это происшествие? Я так не думаю. Неужели вы говорите, что эти два человека не погибли? К сожалению, дело обстоит по-иному. Разве вы считаете, что ваш полицейский имел право убивать аккредитованного дипломата и священника, держащего в руках новорождённого младенца? – спросил Ратледж своим самым убедительным тоном. – Господин министр, последние три с половиной часа вы непрерывно утверждали, что Америка не права в своём осуждении этого безжалостного убийства. А ведь наше осуждение – это всего лишь просьба к вашему правительству расследовать инцидент. Господин министр, Америка не сделала и не попросила ничего неразумного, и мы уже устали от ваших обвинений. Моя делегация и я приехали сюда, чтобы обсуждать проблему торговли. Нам хочется, чтобы Китайская Народная Республика открыла для нас свои рынки, чтобы торговля действительно стала торговлей, превратилась в свободный обмен товарами через существующие границы. Вы обратились с просьбой получить статус наиболее благоприятствуемой страны в торговых отношениях с Соединёнными Штатами. Это не произойдёт до тех пор, пока ваши рынки не станут открытыми для Америки в такой же степени, в какой американские рынки открыты для Китая. Но это может произойти в любое время, если вы пойдёте на перемены, которые нам требуются.
– Китайской Народной Республике надоело выслушивать оскорбительные требования Америки. Нам надоело терпеть ваши оскорбления относительно нашего суверенитета, надоело ваше постоянное вмешательство в наши внутренние дела. Настало время для Америки рассмотреть наши разумные просьбы. Китай хочет иметь справедливые торговые отношения с Соединёнными Штатами. Мы просим ничуть не больше того, что вы дали другим странам: статус страны наибольшего благоприятствования.
– Господин министр, этого не произойдёт до тех пор, пока ваша страна не откроет свои рынки для наших товаров. Торговля не является свободной, если она несправедлива. Мы также возражаем против нарушения КНР закона о копирайте и соглашений и договорённостей о торговых марках. Мы протестуем против того, что отрасли промышленности, принадлежащие целиком правительству КНР, нарушают соглашения о патентах, вплоть до такой степени, что здесь производят продукцию, принадлежащую американским производителям, без разрешения и компенсации.
– Значит, теперь вы называете нас ворами? – возмутился Шен.
– Господин министр, обращаю ваше внимание на то, что эти слова произнесены не мной. Тем не менее это факт, что мы располагаем образцами продукции, сделанной в Китае фабриками, принадлежащими агентствам вашего правительства, которые содержат американские изобретения. За использование этих изобретений их авторы не получили компенсации, и у них не спрашивали разрешения на производство копий их продукции. Если хотите, я могу продемонстрировать вам примеры такой продукции. – Шен отреагировал на это сердитым взмахом руки, который Ратледж истолковал как: Нет, спасибо. Или что-то вроде этого.
– Меня не интересует зрелище физического доказательства американской лжи и передёргивания фактов.
Гант сидел в своём кресле, пока Ратледж отвечал на нанесённое оскорбление. Он чувствовал себя зрителем схватки двух профессиональных боксёров, ожидая, когда один из них нанесёт нокаутирующий удар. «Хотя такой удар вряд ли последует», – подумал он. Ни у одного из соперников не было «стеклянного» подбородка, да и вес обоих слишком лёгкий для сокрушительного удара. В результате оба отчаянно размахивали руками, но без серьёзного результата. Это была новая разновидность скуки для Марка, интересная по ходу схватки, но результат наводил тоску. Он сделал несколько заметок, но их целью было всего лишь помочь запомнить, как протекало столкновение.
Это может стать забавной главой в его автобиографии. Интересно, как её назвать? Может быть, ТОРГОВЕЦ И ДИПЛОМАТ?
Через сорок пять минут заседание закончилось, затем последовали обычные рукопожатия, такие же сердечные, как яростные споры во время переговоров, что несколько удивило Марка.
– Все это бизнес, ничего личного, – объяснил Ратледж. – Меня удивляет, что они уделяют этому так много внимания. Ведь, по сути дела, мы не обвинили их ни в чём. Черт возьми, даже президент всего лишь предложил провести расследование. Почему они такие раздражённые? – поинтересовался он вслух.
– Может быть, они беспокоятся, что результаты переговоров будут не такими, как им хочется, – задумчиво произнёс Гант.
– Но почему они так обеспокоены? – спросил Ратледж.
– Возможно, что их резервы в иностранной валюте даже меньше, чем предсказывает моя компьютерная модель? – Гант пожал плечами.
– Но даже в этом случае нельзя сказать, что они выдерживают курс, направленный на улучшение ситуации. – Ратледж недоуменно хлопнул руками. – Их поведение не поддаётся никакой логике. Ясное дело, мне понятна их истерика из-за этой стрельбы, да, может быть, президент Райан зашёл слишком далеко в своих обвинениях – китайцы ведь знают, что он настоящий неандерталец в вопросе абортов. Но все это не объясняет время и страсть, затраченные на отстаивание их позиции.
– Может быть, страх? – высказал предположение Гант.
– Страх чего?
– Если их валютные резервы настолько малы или даже ещё меньше, тогда они могут оказаться в положении, когда их яйца зажаты в тугие тиски, Клифф. Они испытывают боль, более острую, чем мы предполагаем.
– Предположим, что это так, Марк. Но неужели это внушает им такой страх?
– Здесь может сказаться влияние двух вещей, – пояснил Гант, наклоняясь вперёд на сиденье лимузина. – Это означает, что у них нет валюты, необходимой для покупки нужных товаров, или они не могут заплатить за уже купленные товары. Это приводит их в замешательство, а, как ты сказал, они гордые люди. Не думаю, что они захотят признать свою ошибку или показать слабость.
– Это верно, – согласился Ратледж.
– Гордость может стать причиной крупных неприятностей, Клифф, – заметил Гант.
Он вспомнил фонд на Уолл-стрит, распорядитель которого потерял сто миллионов долларов, потому что не захотел отступить от занятой им позиции, которую он считал выгодной несколькими днями раньше. Он упорно отстаивал правильность своего решения даже после того, как всем стало совершенно ясно, что он ошибается. Почему? Да потому, что он не хотел, чтобы на Уолл-стрит его приняли за трусливого котёнка. Таким образом, вместо того чтобы произвести впечатление трусливого котёнка, он заявил на весь мир, что является ослом. Но как нечто подобное может происходить в области международных отношений?