Я долго молчал. Подумал о книге в твердом переплете, которую читал Крамер. Это было похоже на 13 июля 1943 года, решающий день битвы на Курской дуге. Мы были подобны Александру Василевскому, советскому генералу. Если мы атакуем сейчас, то должны будем продолжать наступление до тех пор, пока враг не побежит и сражение не будет выиграно. Если мы станем бездействовать или попытаемся взять передышку хотя бы на несколько секунд, нам грозит поражение.
– Хорошо, давайте сделаем это, – наконец сказал я.
Мы нашли Андреа Нортон в баре офицерского клуба, и я попросил ее уделить нам несколько минут в ее кабинете. Моя просьба вызвала у нее удивление. Я сказал, что это личный вопрос. Она по-прежнему недоумевала. Уиллард сказал, что дело Карбона закрыто, и Нортон не понимала, о чем еще мы можем с ней говорить. Однако она согласилась. Мы условились встретиться в ее кабинете через тридцать минут.
Саммер и я провели эти полчаса в моем кабинете, изучая список, в котором перечислялось, кто находился на базе в момент смерти Карбона, а кто – нет. У нее была длиннющая распечатка, аккуратно сложенная в гармошку примерно в дюйм толщиной. Рядом почти со всеми именами в списке имелись какие-то пометки.
– Что это за пометки? – спросил я у Саммер. – Был человек на месте или нет?
– Был на месте, – ответила она.
Именно этого я и боялся. Я быстро пролистал распечатку большим пальцем.
– Сколько всего? – спросил я.
– Почти тысяча двести человек.
Я кивнул. Нет ничего невозможного в том, чтобы найти одного преступника среди тысячи двухсот человек. В полицейских досье содержится и большее число подозреваемых. В Корее бывали случаи, когда все военные, которые там находились, становились подозреваемыми. Но подобные случаи требуют неограниченных людских ресурсов и большого количества помощников. И еще необходимо полное сотрудничество. Подобную проверку невозможно провести за спиной у командира, втайне, действуя вдвоем.
– Невозможно, – сказал я.
– Нет ничего невозможного, – возразила Саммер.
– Нам необходим другой подход.
– Какой?
– Что убийца принес на место преступления?
– Ничего.
– Неверно, – сказал я. – Он принес себя.
Саммер пожала плечами. Провела пальцами по краю сложенных распечаток. Гармошка растянулась, а потом снова сжалась.
– Выбирайте имя, – предложила она.
– Он взял нож морской пехоты, – сказал я.
– Тысяча двести человек, тысяча двести ножей.
– Он взял монтировку или ломик.
Она кивнула.
– И йогурт, – сказал я.
Она ничего не сказала.
– Четыре вещи, – продолжал я. – Себя, нож, тупой предмет и йогурт. Где он взял йогурт?
– В холодильнике у себя в комнате, – ответила Саммер. – В кухне или буфете при столовой, в супермаркете или в небольшом магазине неподалеку от части.
Я представил себе человека, который быстро шагает, тяжело дыша и вспотев от напряжения. В правой руке у него окровавленный нож и ломик, а в левой – пустая баночка из-под йогурта. Он спотыкается в темноте, смотрит вниз, видит эту баночку, швыряет ее в траву, прячет нож в карман, а ломик под куртку.
– Нам нужно отыскать баночку от йогурта, – сказал я.
Саммер ничего не ответила.
– Он должен был ее выбросить, – сказал я. – Не слишком близко от места преступления, но и не слишком далеко.
– А это нам поможет?
– На баночке должны быть коды, срок годности и другие данные. Это приведет нас туда, где она была куплена. – Я сделал паузу. – И на ней могут сохраниться отпечатки.
– Он же был в перчатках, – возразила Саммер.
Я покачал головой.
– Я видел, как люди открывают баночки с йогуртом. Никто не станет делать это в перчатках. Там есть такой хвостик из фольги, за который нужно потянуть.
– Речь идет о территории в сто тысяч акров.
Я кивнул. Мы вернулись к исходной точке. Обычно пары телефонных звонков достаточно, чтобы организовать грандиозное прочесывание, в результате которого солдаты заглянут под каждую травинку. А потом процедуру можно повторять в течение нескольких дней, пока не будет найдено то, что требуется. Когда в твоем распоряжении армия, можно найти иголку в стоге сена. Не говоря уже о кусочке фольги, который преступник оторвал от баночки с йогуртом.
Саммер посмотрела на висящие на стене часы.
– Тридцать минут прошли, – сказала она.
Мы сели в «хаммер», чтобы доехать до офиса Нортон, и припарковались на месте, которое, вероятно, предназначалось кому-то другому. Было девять часов. Саммер выключила двигатель, мы распахнули дверцы и вышли на холод.
Я прихватил с собой портфель Крамера.
Мы прошли по нескольким длинным коридорам и остановились перед кабинетом Нортон. Верхний свет внутри не горел. Я постучался, и мы вошли. Нортон сидела за письменным столом. Учебники заняли свои места на полках. Папки с документами, а также ручки и карандаши были куда-то убраны. На гладкой поверхности письменного стола выделялся идеальный круг света от настольной лампы.
У Нортон было три стула для посетителей. Она жестом предложила нам сесть. Саммер устроилась справа. Я сел слева и поставил портфель Крамера на центральный стул, не сводя глаз с Нортон, как призрак, явившийся на пир. Однако она даже не взглянула в сторону портфеля.
– Чем я могу вам помочь? – спросила она.
Я поправил портфель так, чтобы он стоял идеально ровно.
– Расскажите нам о вчерашнем ужине, – сказал я.
– О каком ужине?
– Вы ужинали с офицерами бронетанковых войск, которые гостили в нашей части.
– С Васселем и Кумером, – подтвердила Нортон. – А в чем дело?
– Они работали с генералом Крамером.
Она кивнула:
– Насколько мне известно.
– Расскажите нам об ужине.
– Вас интересует меню? – удивилась Нортон.
– Атмосфера, – уточнил я. – Разговоры. Настроение.
– Самый обычный ужин в офицерском клубе, – сказала она.
– Кто-то передал Васселю и Кумеру портфель.
– В самом деле? В качестве подарка?
Я не ответил.
– Я ничего такого не помню, – сказала Нортон. – И когда это произошло?
– Во время ужина, – сказал я. – Или когда они уже уходили.
Пауза получилась долгой.
– Портфель? – переспросила Нортон.
– Это сделали вы? – вмешалась в разговор Саммер.