– Да это игрушка, – разочарованно протянул один из парней, разглядывая пистолет.
– Здорово сделан, – ответил другой, – прямо не отличить. Где пистолетик взял, дядя?
– Козлы, – ответил мужик. – Уроды!
Шофер пнул нападавшего ногой:
– Договоришься сейчас.
– Ленька, – велел Костин, – вызывай из районного, пусть заберут.
– Эх, дядя, – вздохнул Леня, вынимая мобильный, – приличный вы человек по виду, хоть и «косуху» носите, а на разбой пошли, с кистенем на дорогу, чистый Соловей-разбойник!
– Уроды долбаные, суки позорные, – завизжал мужик, – да наоборот все! Это баба мою машину угнать хотела! Сигнализация завыла, в окно глянул и понесся в чем был, у сына куртку схватил, женины тапки обул второпях, а у внука пистолет отнял, думал, припугну сволочь, «ТТ» прямо как настоящий глядится! А она, наглая дрянь, жуть, тут вы, козлы…
Я онемела. Господи, надо же было свалять такого дурака. Ведь я оставила сегодня «копейку» во дворе, испугалась гололеда… А потом в связи со всеми происшедшими событиями начисто забыла об этом факте. Так вот почему один ключ не хотел поворачиваться в дверном замке, а другой в стартере…
Володя посмотрел на номер машины и сурово спросил:
– Лампа, в чем дело?
– Э-э… – заблеяла я, – спутала… хи-хи… «жигуленки». Мой такой же, беленький, ржавенький, вот ерунда вышла, просто идиотство.
– И долго мне мордой в грязи лежать? – неожиданно спросил вполне мирно дядька. – Между прочим, могу техпаспорт показать.
– Вставайте, – велел Володя.
– Понимаете, сам не смогу, у меня люмбаго.
– Кто? – удивился простоватый Леня. – Кто с вами? Не понял чегой-то…
– Радикулит у него, – сообщил эксперт, покачивая железным чемоданчиком, – не встанет самостоятельно. Тяни его, ребята, вверх.
Через пару секунд мужик был поднят, отряхнут, обут в зайчики и засунут в машину. Я принялась извиняться.
Домой мы с Володей явились около одиннадцати. Костин позвонил в дверь нашей квартиры.
– Кто? – бдительно поинтересовалась Лизавета.
– Органы в пальто, – крикнул Костин, – давай открывай, Лизок, жрать хочу, сейчас скончаюсь! Девочка распахнула створку и затараторила:
– А у нас ничего, кроме торта, и нет. Лампа совсем от рук отбилась, унеслась невесть куда…
Тут она увидела меня и прибавила звук:
– Ну надо же, пришла! Между прочим, нам завтра в школу!
– Мне тоже, – буркнула я.
– У тебя ерунда на постном масле, – дудела Лиза, – до-ре-ми, а у меня контрольная по алгебре. Четверть короткая, нахватаю троек, и чего?
– Ничего, – прервал ее вопли Вовка, – значит, будешь троечницей. Кончай визжать, ставь чайник, у меня в кейсе колбаса и сыр есть.
Лизавета побаивается спорить с майором. Правда, она пыталась пару раз продемонстрировать ему подростковую строптивость характера и наглость, но закончилось это плохо. Сначала Вовка скрутил ее, потом сунул в ванну и, поливая сверху ледяным душем, заявил:
– Это ты Кате и Лампе фокусы устраивай.
Для пущего устрашения он бросил еще в холодную ванну кусок хозяйственного мыла, при виде которого Лизок, как правило, верещит:
– Уберите вонючую пакость!
С тех пор Лизавета в присутствии майора ведет себя как ангел, а мне в голову закрадываются нехорошие мысли: может, телесные наказания, применяемые к детям, не такая уж плохая вещь?
– Что это у тебя? – спросил Кирюшка, показывая на большую коробку, которую Костин держал в руках.
– Сейчас увидишь, – загадочно ответил Вовка, – иди на кухню.
На столе валялись объедки гамбургеров, остатки жареной картошки и стоял почти съеденный торт. На стуле, неловко свесив руки, спал Сережка.
– Где Катя? – спросила я.
– Дежурит, – ответил Кирюшка, – кто-то у нее потяжелел, вот и осталась в больнице.
Я отвернулась к плите.
– А Юля?
– В редакции, – буркнул Кирка, – номер сдает, Серый недавно пришел, поел и отпал.
Меня всегда поражает способность Сережки засыпать в любом месте, в самой неудобной позе. Ему ничего не стоит захрапеть в метро или в гостях, в разгар веселья.
Вовка поставил коробку на стол, развязал тесемки…
– Привет, – донеслось оттуда.
– Кто это? – ахнула Лиза.
– Арчи, – догадалась я, – ты взял попугая?
Костин кивнул:
– Пожалел птицу. В квартире никого, подохнет с голоду. Пусть пока у нас перекантуется, а там поглядим, куда пристроить. Вот, посмотрел на него и Кешу вспомнил.
У Володи долгое время жил попугайчик по имени Кеша, но потом птичка захворала и умерла.
– Он разговаривает, – радовалась Лиза.
Арчи выбрался наружу, сел на край стола, нахохлился, повернул голову набок, глянул на Кирюшку и сказал:
– Здравствуй. Как тебя зовут? От неожиданности мальчик ответил:
– Кирка.
– Арчи, – сообщила птица.
– Очень приятно, – совсем растерялся Кирюшка.
Наши собаки, привлеченные необычными звуками, явились на кухню, за ними, подняв хвосты, двигались кошки.
– Как бы они его не съели, – забеспокоилась Лиза.
Арчи посмотрел на Рейчел, которая, положив морду на стол, обнюхивала коробку, и, неожиданно стукнув терьериху крепким клювом по макушке, сердито сказал:
– Отвяжись!
Совершенно обалдевшая Рейчел осела на задние лапы и растерянно ответила: «Гав…»
– Гав, гав, – отозвался Арчи, – уйди, дура!
Володя засмеялся.
– Ну, будем считать, знакомство состоялось.
Утро, как всегда, началось в семь сорок. Услыхав противный писк будильника, я рывком села, нашарила тапки, потом вышла в коридор и заорала:
– Подъем!
Полная тишина послужила мне ответом. Не знаю, как в других семьях, а в нашей поднять утром детей невозможно. Включив на всю мощь радио, я ворвалась к девочке:
– Лизавета, вставай!