– И я горькую не употребляю, дамское в холодильнике стоит, красненькое, сладкое… Ну так как, а? Помянем несчастную, поболтаем.
– Гони, – велела Вера, – и то правда, отдохнуть пора, с раннего утра возилась, без роздыха, прямо спину свело. Дуй к себе, пока я картошечку сварю.
Я выскочила на улицу и понеслась в ближайший магазин. Очень хорошо, что Вера Салтыкова любит выпить, и очень плохо другое: я-то алкоголь совершенно не переношу, просто на дух не перевариваю. А придется пить вместе с теткой, чтобы у той развязался язык. У прилавка маячили две личности неопределенного возраста с опухшими лицами.
– Слышь, дочка, – прохрипела одна непонятного пола, – дай денег на хлеб.
– Нету, – отрезала я.
– Нету на батончик, отсыпь на водочку, – жалобно просипело второе существо.
Меня всегда привлекают люди, говорящие правду, потому второму бомжу я протянула рубль. Купив две бутылки крепленого вина, я аккуратно открыла одну и стала выливать содержимое на клумбу возле супермаркета.
– Эй, погодь, – закричал один из алкоголиков и кинулся ко мне, – что делаешь-то?
– Вино выплескиваю, бутылка пустая нужна.
– Дай выпью.
– Только не из горлышка, неси стакан.
– Не вопрос, – обрадовался парень и протянул грязную литровую банку, – сюда лей.
Я наполнила сосуд и потом, купив в бакалейном отделе пакет вишневого сока, перелила его в освобожденную емкость. Вышло здорово, даже вблизи было невозможно заметить разницу. Прихватив еще колбасы, банку зеленого горошка, грамм триста сыра и пачку масла, я вернулась к Вере.
– Вот, что было.
– А и здорово, – обрадовалась Салтыкова, – картошечка поспела, колбаска какая? «Докторская»? Отлично, жирную я не люблю.
– Я тоже.
Обрадовавшись схожести вкусов, мы сели за стол. Я всплеснула руками:
– А хлеб?
– Ща порежу, – пообещала Вера и отвернулась к кухонному шкафчику.
Я быстренько налила ей портвейна, а себе вишневого сока и предложила:
– Давай, не чокаясь, за упокой.
Вера мирно опрокинула стакан. Я тоже не подкачала и разделалась с соком. Честно сказать, я больше люблю томатный, но вишневый все же лучше, чем портвейн.
Мы положили на тарелки картошку, и тут зазвонил телефон. Вера пошла в комнату, я быстренько повторила операцию по розливу. После второй дозы у хозяйки покраснели щеки. Потом она очень удачно захотела выйти в туалет и по возвращении получила третий стакан. Одним словом, через полчаса дама оперлась локтями о стол и слегка заплетающимся языком спросила:
– Любовные романы любишь?
– Обожаю, – покривила я душой, – целый день только их и читаю.
– Так я тебе про нас и Соньку расскажу такой роман! Хочешь послушать?
– Очень, – радостно воскликнула я, – вся внимание.
Мать Сони Репниной была любвеобильной дамой и без конца выходила замуж. Конечно, каждый портит свою жизнь как хочет. Кто-то пьет горькую, кто-то балуется наркотой, ну а Лидия Ивановна обожала менять мужей. Сколько их было на самом деле, старшая дочь, Верочка Салтыкова, и сосчитать не могла. Ее родной папа Андрей ушел от маменьки году этак в 70-м, когда Вере исполнилось пять лет, и она его хорошо помнила. Вернее, запомнился не столько папа, сколько тот факт, что, убегая из дому, он метнул в спокойно улыбающуюся маму табуретку. Она просвистела над ухом Лидии Ивановны и попала в большой шкаф, мигом разбив зеркало.
– Ну и… с ним, – сказала мамочка.
Верочка была еще очень маленькой, но такие слова хорошо знала. Мама пела в ресторане, и подвыпившие посетители частенько ругались.
– С кем, – спросила девочка, – с папой или шкафом?
– С обоими, – ответила мать, потом подумала и добавила: – Все же от гардероба больше пользы, и по бабам не бегает.
Потом появился дядя Сеня, у которого имелась своя дочка Галка, на год старше Веры. Он прожил с Лидией Ивановной два «сезона» и скончался. Лидия удочерила Галю и стала тянуть двух девочек. Но одна она оставалась недолго. Буквально через пару месяцев вдова вышла замуж. Нового супруга звали Николай, он был на десять лет младше молодой жены и имел пятилетнюю сестру Антонину.
Дядя Коля не понравился ни Вере, ни Гале. Он играл на гитаре в каком-то, как тогда говорили, вокально-инструментальном ансамбле и пил горькую. Вернее, употреблял все: горькое, сладкое, кислое… Напившись, начинал драться, бил девочек и Лидию. Мамочка совсем было собралась разводиться с извергом, но тут господь взял дело в свои руки, и Николай попал под машину. Естественно, Тоня осталась с Лидией Ивановной. Далее в жизни певицы случились по очереди Иван, Саша и Саша. Из-за того, что имена у последних мужей оказались одинаковыми, девочки звали их, как царей: Александр Первый и Александр Второй. Детей у них, слава богу, не было. Потом последовали романы с Виктором и Семеном, а в 1978 году Лидия Ивановна опять сошлась с Андреем Салтыковым. Мужик к тому времени полностью отказался от искусства и занялся… пошивом сумок. Словом, стал тем, кого в далекие советские времена звали цеховиком. На небольшой подмосковной фабрике, расположенной в богом забытом городке Пенкин, шились отвратительные, уродливые изделия, зато кожа на них шла превосходная. Андрей мигом организовал дело. За счет экономного раскроя материала стали получаться большие остатки, и из них мастера тачали шикарные сумки, на подкладках которых был нашит ярлык: «Париж». Готовая продукция реализовывалась через знакомых директоров магазинов. Потом Салтыков осмелел, стал закупать кожу, и подпольное производство заработало на всех парах. Впрочем, так же в те годы шили джинсы и мужские «фирменные» рубашки с планкой и воротничком на пуговицах.