Но Славка повел себя загадочно, вместо того чтобы дослушать меня до конца, он кинулся на выход. Но в ту же секунду распахнулись шкафы и выскочили Мишка с Вовкой. Из прихожей донесся мат и звон. Я бросилась на звук, но ребята опередили меня. Я вылетела в просторный холл последней. На полу, лицом вниз, со скованными за спиной руками валялся Рожков. Над ним, тяжело отдуваясь, стояли Костин, Козлов и… тюремщик Алексей Федорович. И тут только до меня дошла истина. Хозяин роскошной квартиры и, очевидно, водитель джипа, гад, убивший Соню Репнину и подставивший Вовку, заклятый друг и оборотень – это Славка!
Началась суматоха. Появились какие-то люди в штатском и форме, привели понятых, завели протокол.
Володя отвел меня на кухню, усадил на диванчик, сунул в руки газету и велел:
– Сиди молча.
Я забилась в самый угол и прикрылась «Московским комсомольцем», время летело стремительно. Где-то около восьми шум в квартире стих. Володька вошел на кухню и, включив чайник, поинтересовался:
– Жрать будешь?
Я тупо кивнула.
Вовка распахнул шикарный холодильник и присвистнул:
– Хорошо, однако, устроился, гаденыш, икорка, рыбка… Чего хочешь, Ламповский?
– Ничего, – пробормотала я, – только чай, мне противно есть эти продукты!
– А мне нет, – хмыкнул Костин, – я, между прочим, весь день крошки во рту не держал. Конечно, я восхищаюсь твоей гордостью, но извини, мне мой желудок дороже принципов.
Он ловко вскрыл банку с красной икрой, вывалил содержимое на блюдечко и спросил:
– Ну, желаешь?
Я помотала головой и несколько минут молча смотрела, как Володя ест икорку ложкой, жмурясь от наслаждения. Когда блюдце опустело, я тихо спросила:
– А почему он убил Соню, из ревности? И как твоя кровь оказалась в ванной, а кожа под ногтями у Репниной?
– Все дело в жадности, – вздохнул Вовка, – вот сколько ни работаю, каких только преступлений не видел… Вроде любовь, ненависть… Ан нет, начнешь разбираться, так все в деньги упирается. Вот и Славик наш драгоценный, друг заклятый…
– Что? – спросила я.
– Жадный очень, – вздохнул Вовка, – только извини, мне сейчас недосуг с тобой болтать, поеду на работу.
– Но…
– Завтра к девяти утра приходи ко мне в кабинет.
– Ты не придешь ночевать домой?
– Нет, мне некогда.
– Но…
– Все завтра, – решительно ответил Володя.
– Но дома…
– Что – дома, – обозлился майор, – что случилось ужасного, а? Говорю же: занят!
Я молча смотрела на него. Наверное, следовало сказать: «У тебя родился сын», но я не раскрыла рта. Хорошо, завтра так завтра. Будет тебе сюрприз, Вовочка.
Ровно в девять ноль-ноль я с раскрытым ртом начала слушать Володю.
Андрей Малахов открыл риелторскую контору лет пять тому назад и некоторое время честно пытался выплыть в пучине рынка недвижимости. Мужик он был неплохой, осторожный и с откровенно криминальными ситуациями связываться не хотел. Но выяснилось, что, честно ведя бизнес, очень легко разориться. Конкуренты жали со всех сторон, агентства недвижимости росли, словно температура у гриппозного больного. Срочно требовалось найти какую-то исключительную услугу, чтобы приманить к себе клиентов. И тут Малахову неожиданно повезло. Он набрел на золотоносную жилу – квартиры умерших одиноких москвичей.
Сразу стало понятно, что заниматься подобным бизнесом можно, только имея хорошую крышу в милиции. И Андрей, недолго думая, предложил своему близкому приятелю, бывшему однокласснику Славке Рожкову, вступить в долю.
Майор недолго колебался. Зарплата сотрудника МВД невелика, к тому же у Славки замашки донжуана. Он любит женщин, а любовницы требуют дорогих подарков, букетов, коробок конфет и походов в ресторан. Да еще дома поджидала Лариска, вечно пилящая муженька за хроническое безденежье… Словом, Рожков, говоря языком протокола, вступил в преступный сговор с Малаховым.
Денежки потекли рекой. Квартиры доставались предприимчивым дельцам почти даром, а уходили за хорошую плату. Славка в агентстве не показывался, его дело было «крышевать» сбор необходимых документов.
Наступило счастливое время богатства. Славка начал давать Лариске больше денег, соврав, что пристроился на работу в охранную структуру. Открывать жене правду он не хотел и преспокойно обманывал супругу. Снял квартиру, накупил себе одежды, вкусной еды и частенько после работы ехал не домой, а в норку, где чувствовал себя молодым, холостым, богатым, туда же приводил и тех баб, что не имели собственной жилплощади. Вообще-то Славик предпочитал встречаться с любовницами на их территории, на свою «оперативную» квартиру старался таскать бабенок как можно реже.
Иногда Славке хотелось развестись с Ларкой, бросить службу в опостылевшей милиции и зажить наконец открыто на широкую ногу, но, к сожалению, уйдя из МВД, он терял всю ценность для риелторского бизнеса. Так и жил Рожков двойной жизнью. Одно теперь было хорошо: денег у него хватало на все.
Весной этого года Соня Репнина довела Антона Селиванова, кстати, сотрудника конторы Малахова, до последней точки. Обозленный мужик толкнул любовницу, та не удержалась на высоких каблуках, упала и сломала ребро.
Мстительная Соня, сбегав в травмопункт, получила справку об увечье и отправилась в отделение милиции, где накатала заявление на Антона.
Наши доблестные органы внутренних дел будут долго колебаться, прежде чем задержать криминального авторитета. У того имеется адвокат, который сразу покажет ментам небо в алмазах. Зато с простым обывателем в милиции не церемонятся.
Антона вмиг задержали и насовали зуботычин, но дело завести не успели, потому что Малахов позвонил Рожкову и попросил выручить своего лучшего сотрудника.
Славка поехал в отделение, переговорил с кем надо, Антона уже собирались отпускать, как появилась Софья Репнина, которую жена Селиванова уговорила забрать заявление.
Рожков глянул на прекрасную цветочницу и… погиб. Впрочем, он тоже понравился девушке. Начался роман, больше похожий на кинофильм эпохи раннего итальянского реализма. Любовники бурно выясняли взаимоотношения. Первый раз в своей жизни влюбившаяся Соня закатывала по каждому поводу скандалы и истерики, Славка колотил ее, ревнуя к каждому столбу. К тому же до Рожкова дошли слухи, что риелторской конторой Малахова заинтересовался его отдел и вроде заведено какое-то дело, переданное Костину.