— Как дела у Андервуда, помощника шерифа?
Тарман немного помолчал и наконец ответил:
— Он умер.
— В больнице?
— Нет, до того, как мы успели его туда отвезти.
— А вскрытие будет?
— У него нет родственников, которые могли бы это потребовать.
— Вы вызывали коронера?
— Зачем? Он был старым, заболел и умер.
— Ему было около сорока.
— Значит, он прожил достаточно. Пепел к пеплу, прах к праху. Всех нас ждет конец.
— Вас его смерть не особенно огорчила.
— Хороший христианин не должен бояться смерти. Я владею городом, мистер Ричер, и постоянно наблюдаю рождения и смерти. Одна дверь закрывается, но открывается другая.
Они летели сквозь темноту по прямой на юго-юго-восток. Тарман откинулся на спинку кресла, держа штурвал снизу. Двигатель ревел на одной ноте, самолет трясло от вибрации, изредка он проваливался в воздушные ямы. Широта постепенно уменьшалась, а долгота убывала еще медленнее. Ричер закрыл глаза. Время полета до границы штата составляет от семидесяти до восьмидесяти минут. Он пришел к выводу, что они не будут приземляться на территории Колорадо. Скоро они покинут его пределы. Внизу раскинулась безлюдная, поросшая травой равнина. По-видимому, они летят в Оклахому или Техас.
Полет продолжался. Ветер становился все сильнее. Ричер открыл глаза. Нисходящие воздушные потоки заставляли самолет падать, словно камень. Потом восходящие возвращали его обратно. Порывы ветра перемещали самолет совсем не так, как во время полета в больших коммерческих «боингах». Не было сильной вибрации или подрагивания крыльев. Отсутствовало ощущение неуклонного движения вперед. Лишь постоянные броски в пространстве, словно самолет был шариком в бильярде-автомате. Однако снаружи не было бури. Ни дождя, ни молний, ни ударов грома. Лишь вечерние воздушные потоки, идущие от земли гигантскими волнами, невидимые, но вполне ощутимые, создающие то прочные стены, то пустые пространства. Тарман небрежно придерживал штурвал, позволяя самолету рыскать из стороны в сторону. Ричер заерзал на сиденье и переместил ремни у себя на плечах.
— Вы все-таки боитесь летать, — заметил Тарман.
— Летать дело хорошее, — отозвался Ричер. — Гораздо хуже разбиться.
— Старая шутка.
— Но со смыслом.
Тарман принялся дергать штурвал и поворачивать рули. Самолет набирал высоту и резко падал, раскачивался из стороны в сторону. Сначала Ричер подумал, что они ищут более спокойные потоки. Но затем понял, что Тарман сознательно ухудшает условия полета. Он еще больше терял высоту, когда самолет попадал в воздушные ямы, и задирал нос, когда они оказывались в восходящем потоке. Он охотно принимал боковые удары ветра, даже не пытаясь их как-то компенсировать. «Пайпер» мотало из стороны в сторону. Он превратился в игрушку ветра — жалкий сгусток старого металла.
— Вот почему необходимо привести в порядок свою жизнь, — заявил Тарман. — Она может завершиться в любой момент. Возможно, куда раньше, чем человек рассчитывает.
Ричер не ответил.
— Я могу закончить вашу жизнь прямо сейчас, — продолжал Тарман. — Направлю самолет вниз, не выключая двигателя. С высоты двух тысяч футов мы врежемся в землю на скорости триста миль в час. Первыми не выдержат крылья. Кратер будет глубиной в десять футов.
— Ну так вперед, — сказал Ричер.
— Вы серьезно?
— Рискните.
Они попали в восходящий поток, и самолет подбросило вверх, затем под ним оказалась зона низкого давления, и он начал падать. Тарман опустил нос и открыл дроссель, двигатель отчаянно взревел, и «пайпер» пошел вниз под углом в сорок пять градусов. Линия искусственного горизонта стала красной, взвыла предупреждающая сирена, едва слышная из-за рева двигателя и шума встречного воздушного потока. Но тут Тарман прервал снижение. Он поднял нос, корпус самолета застонал, главный лонжерон напрягся, а потом самолет выровнялся, и воздушные потоки успокоились.
— Вы струсили, — заметил Ричер.
— Мне нечего бояться, — возразил Тарман.
— Зачем же вы выровняли самолет?
— Когда я умру, то попаду в лучшее место.
— А я полагаю, что Андервуд должен был принять такое решение самостоятельно, без вашего участия.
— Я всегда был верным служителем.
— Вот и отправляйтесь в лучшее место. Я вновь бросаю вам вызов.
Тарман ничего не ответил. Они продолжали лететь прямо, воздух стал спокойнее. Две тысячи футов, сто двадцать пять узлов, направление юго-юго-восток.
— Трус, — повторил Ричер. — Фальшивка.
— Бог хочет, чтобы я завершил свое дело.
— И что, Он сказал вам это за последние две минуты?
— Вижу, вы атеист.
— Мы все атеисты. Вы не верите в Зевса, Тора, Нептуна, Цезаря Августа, Марса, Венеру и Солнечного Ра. Вы отвергли тысячу богов. Почему же вас тревожит, если кто-то отверг тысячу и одного?
Тарман не ответил.
— И не забудьте: именно вы боялись смерти, а не я, — закончил Ричер.
— Это было лишь небольшое развлечение для двух мужчин. Здесь всегда плохие воздушные потоки. Такое повторяется каждую ночь. Это как-то связано с открытыми пространствами внизу.
Они летели еще двадцать минут. Воздух снова стал спокойным. Ричер закрыл глаза. Ровно через час с четвертью от начала полета Тарман зашевелился в своем кресле. Ричер открыл глаза. Тарман переместил несколько тумблеров, включил рацию, зажал штурвал между коленями и надел наушники. Из левого наушника торчал микрофон. Тарман включил его ногтем и сказал:
— Это я, на подлете.
Послышался невнятный ответ, и далеко внизу появились огни. Красные и белые огни посадочной полосы, предположил Ричер, но расстояние все еще оставалось большим, и они выглядели как розовые точки. Тарман переместил штурвал, немного уменьшил подачу топлива и начал долгий пологий спуск. Получалось у него не слишком аккуратно. Самолет был совсем маленьким и легким. Его заносило в разные стороны, он внезапно проваливался вниз. Неприятная процедура. «Пайпер» рыскал то влево, то вправо. Розовые точки света подрагивали внизу, но по мере того, как они приближались, стало очевидно, что это две параллельные линии белых и красных огней. Посадочная полоса показалась Ричеру короткой.
Самолет раскачивался и спотыкался, затем еще больше наклонил нос и начал снижаться быстрее. Наконец посадочные огни устремились к ним навстречу, сливаясь в ленты по правому и левому борту. На мгновение Ричеру показалось, что Тарман опаздывает, но тут колеса коснулись земли, самолет подпрыгнул, сразу опустился обратно, и Тарман сбросил обороты двигателя. «Пайпер» покатился по полосе, половина которой еще оставалась впереди. Затем рев двигателя изменил тон, Тарман направил самолет влево от полосы и проехал сотню ярдов до площадки перед ангаром. На некотором расстоянии Ричер заметил смутные очертания кирпичных зданий и увидел, что к ним приближается машина со включенными фарами. Большая, темная и массивная.