Грузовик показался через час. Устроившие было привал мои солдаты спрятались за камнями. Я вышел на дорогу…
Водитель вел себя неуверенно. С одной стороны, его явно подмывало раздавить странного человека в камуфляже, без знаков отличия. С другой стороны, автомат этого человека очень многообещающе нацелен в лобовое стекло…
Он остановился, не глуша двигатель. Я шагнул в направлении кабины, когда к дверце подскочил Абе и, не давая водителю опомниться, выволок его наружу.
Водила что-то орал по-португальски и прикрывал голову руками. Знал, что, сопротивляясь, можно схлопотать прикладом по затылку.
Ламбразони и Коваленко быстро обыскали старенький ЗИЛ, но ничего, кроме полуголой подвыпившей негритянки, не обнаружили. Подруга водителя оказалась бабой горластой, но покладистой, она устроилась на обочине рядом с водителем и уставилась на нас осоловелыми, но настороженными глазами.
– Вода в машине есть? – спросил я Коваленко.
– Есть, – радостно ответил он. – Целая цистерна. И жрачка.
– Вытащи, оставь этим…
– Есть. – Коваленко был уже в машине.
– Только наши фляги наполни!
– Есть! – глухо донеслось изнутри. Когда внутри машины зажурчало, водила снова начал что-то голосить, а его подруга попыталась встать.
– Аб, заткни их.
– Понял, мой генерал, – без эмоций ответил Абе и тут же пальнул в воздух.
После выстрела наступила тишина. Водитель снова упал в пыль, прикрываясь руками, а его подруга удивленно поглядела на нас и вздрогнула. Полные груди томно качнулись.
Тем временем Коваленко выкатил канистру. Установил ее рядом с хозяином грузовичка, туда же кинул какой-то пакет, видимо с едой.
– Аб, скажи им, что, мол, конфискуется… Именем великой мозамбикской революции конфисковал лично комиссар Мозес.
Абе перевел. Последние слова он говорил, уже запрыгивая в кабину.
Когда мы отъезжали, я видел в боковое зеркало, как водитель вскочил и принялся что-то орать вслед. Подкидывая над головой какую-то тряпку. Кажется, он был даже рад… А чего ему не радоваться? Вода есть, еда есть, женщина есть. И при всем этом великолепии еще и жив остался. А что грузовик украли, так не впервой. Он и сам, наверное, его угнал…
– Почему революции? – тихо спросил Абе.
– Шутки у меня такие… Дурацкие… – невпопад ответил я. – Коваленко!
– А? – свесился откуда-то сверху Сергей. Потом опомнился и поправился: – Я, мой генерал!
– «Стингеры» там пошевели. Состояние боевой готовности номер один. И Ламбразони передай. Хотя от снайпера при такой тряске проку никакого… Но пусть будет готов. Ясно?!
– Так точно! Коваленко исчез.
– Ожидаете неприятностей, мой генерал? – спросил Абе.
– А ты их не ожидаешь? Он пожал плечами.
– Тот факт, что мы еще живы, объясняется только нашим везением. Если до Камбулацици доберемся… будет хорошо, – неопределенно закончил я.
– Ясно, мой генерал, – Абе достал дополнительный рожок и начал набивать его патронами.
Я крутил баранку, стараясь не попадать во все выбоины подряд.
Сергей снова свесился сверху. Было уже два часа дня.
– Мой генерал, за нами идут.
– Кто? – Я глянул в зеркало заднего вида. За нами шел грузовик, не старенький ЗИЛ, а что-то посущественней. Побыстрее и помощнее. Хорошо шел, не обращая внимания на ямы и горбы дороги. Не оторвемся – вижу.
– Не только грузовик, мой генерал. Вместе с ним вертолет. Метрах в шестистах…
– Предельная для нашего «стингера» дистанция?
– Так точно.
– Понял. Готовься к стрельбе. – Я высмотрел на дороге поворот. – Там пулемет. На вертушке… Дальнобойный, – тихо сказал Абе.
– В курсе. Без паники. Если бы они могли нас сейчас зацепить, мы бы уже не ехали, а летели, – ответил я, начиная разгон.
– К стрельбе готов, – донеслось из кузова.
– Понял… Понял…
Мы затормозили на крутом повороте, холм закрывал нас от преследовавшего грузовика. Пилот вертушки, увлекшись погоней, оказался в пределах досягаемости…
Две ракеты, распустив дымные хвосты, почти одновременно умчались в небо из кузова нашего ЗИЛа.
Пилот был ас. Или кибер.
Он даже ухитрился уйти от первой ракеты, которую выпустил Ламбразони. Вторую запустил Коваленко, человек, наверное, родившийся с ПЗРК в руках…
Я еще видел, как брюхо большого десантного вертолета лопнуло перезрелой дыней, выпуская огненно-дымную мякоть. Он пошел вверх… Потом вниз…
Больше я ничего не видел. Я гнал «зилок» по ухабам, стараясь оказаться как можно дальше от места падения.
В кузове что-то матерно орал Коваленко и что-то быстро лопотал Ламбразони, вероятно, тоже ругался…
Только Абе молчал, ожесточенно набивая уже четвертый рожок патронами.
Грузовик так и не появился из-за поворота. Думаю, он остался возле места падения вертушки. Ведь можно было кого-то спасти. Теоретически.
Еще час я гнал машину по пыльной дороге.
Заканчивалось топливо, двигатель дико грелся. ЗИЛ шел на последнем издыхании. Я затылком чувствовал, что тот грузовик нас не оставит.
– Впереди пост, – сказал Абе.
– Знаю, знаю…
Абе сунул мне на колени два автоматных рожка.
Разрушенный блокпост догорал. Жарко коптила небо бывшая точка с крупнокалиберным «Дегтяревым», рядом пылал наш ЗИЛ. Тихо стонал Коваленко, подавивший огонь пулеметного гнезда последними уцелевшими гранатами, но оставшийся без прикрытия и получивший очередь в грудь. Он остался жив каким-то чудом и сейчас лежал возле второго пулемета, прислонив голову к прохладному прикладу, весь перебинтованный, еще больше похудевший и осунувшийся.
Ламбразони занял позицию за аккуратно уложенными в ряд мешками с песком. Дуло его винтовки смотрело в сторону дороги, тускло поблескивал прицел.
Абе с рукой на перевязи сидел возле Коваленко.
Из всей нашей маленькой команды без единой царапины остался только я.
Небольшой состав блокпоста разбежался. Кто смог.
Уйти отсюда мы не могли. Уйти – означало бросить Коваленко. А с ним мы станем слишком легкой добычей.
Когда за холмом показалось облако пыли, я занял свою позицию.
Грузовик приближался…
Вдруг сквозь африканскую жару я почувствовал, как нездешний холодный ветер прошелестел за моей спиной. Где-то там, на холме, я различил черную, чернее ночного неба, фигурку. Он сидел на камне, что-то держа в руках… И словно бы увидел я этот предмет. Куколка? Маленькая тряпичная куколка. В какую втыкают иголки… Или, наоборот, кладут в крепкий ларец…