БАМ! Мой пистолет хлестко ударил в ладонь.
Говорящая машинка распалась… Это была глупая мысль – взять «языка».
– Вниз, вниз, вниз! – Я обернулся и увидел, как команда уже сыплется в развороченную шахту лифта.
На площадке остался только я. И мертвый сектант. Пешка, сброшенная с игровой доски. Кто? Он или я?..
Нас все-таки зажали в операционной.
На втором уровне.
Откуда набежала эта толпа боевых киборгов, мы так и не поняли. Трое остались лежать на пороге комнаты, отбросив назад волну атакующих.
Вообще же, пока мы добрались до операционной, полегла почти половина отряда. Теперь вместе со мной в комнате забаррикадировались пятеро. И Вуду…
Мы нашли ее на операционном столе. Хирурга я пристрелил лично.
Вуду бессмысленно смотрела в пространство, и мне очень хотелось думать, что это действие наркотиков…
– Кидай Шептуну сообщение, – сказал я связнику-киберу. – Можно. Мы взяли объект.
Связник ничего не ответил. Просто глаза его сделались пустыми-пустыми. Далекими, как у Шептуна.
В этот момент киберы пошли на штурм.
И мы стреляли…
Стреляли…
Стреляли…
Пока раскаленные стволы наших автоматов не перекосило от злобы. Пока пороховая гарь не начала выедать глаза. Пока не кончились боеприпасы.
Большая, покрытая кафелем операционная походила теперь на бойню. Пол, залитый кровью, мертвые вперемешку с гильзами и каменной крошкой… Погас свет…
Мы кинули световые маячки и били на их неясный свет, в котором кружились страшные, нечеловеческие тени. Глаза Вуду смотрели в темноту… По подбородку сползала тонкая струйка слюны.
Где-то наверху Шептун сжигал свой мозг, сжигал свое тело, сжигал всю свою аппаратуру, чтобы Артем, пользуясь ресурсами доступных «дружественных» ИскИнов, мог попасть сюда. Попасть в тела этих опутанных сетью нелепой веры людей. Чтобы перегрузить, уничтожить, спалить то, что заставляло их быть единой сетью, фигурами… Пешками и королями, но фигурами, только фигурами для «божественной» игры.
Звездный час Шептуна, жаль, что я этого не вижу…
Боек отозвался гулким «бам», и я понял, что больше ничего не увижу. Вероятнее всего, никогда. Я уже выхватил короткий нож, но остановился: в операционной царила тишина.
– Все, что ли? – спросил из темноты командующий подразделением.
– Не знаю… Шептун, кажется, сделал… – ответил я, прислушиваясь.
– Всех?
– Может быть, и всех… Или только на этом этаже…
– Подождем? – Кто-то другой вступил в разговор.
– Подождем, – согласился я, нащупывая голову Вуду. – За нами придут, если все хорошо…
Про себя я подумал, что, если по нашу душу придут солдаты одной из заинтересованных сторон, нам крышка.
Еще чуток посидим и будем выбираться…
Световые маячки догорели. Едва теплился только один, самый дальний. В темноте что-то шептал командир. Я разобрал только два слова:
– Не вижу ничего… не вижу…
– Кто-то идет, – настороженно сказал голос, который предлагал подождать.
Теперь и я услышал осторожные шаги. Где-то впереди царапнул глаз свет фонарика.
Мне в руку ткнулась ребристая рукоятка пистолета.
– Ты давай, – горячо зашептал в ухо командир. – Я не вижу ни хрена…
Я разглядел, что лицо у него залито чем-то черным. Кровью. Может быть, глаза зацепило.
Фонарик впереди снова мелькнул.
Я прицелился.
– Э-э-й… Э-э-й… – Голос слабый, но знакомый. Я потянул курок на себя.
– Э-э-й… Мартин! Мартин!
Таманский.
– Ты посмотри, сколько настреляли. Ты посмотри… Это ж с ума сойти! Ты только посмотри…
Коля.
По лицу потекло что-то теплое. Я с удивлением понял, что плачу.
26. КОНСТАНТИН ТАМАНСКИЙ
Независимый журналист
Мы погрузили в обнаружившийся неподалеку совершенно целый «опель» Мартина и Вуду. Коля принялся ковыряться в охранной системе, бормоча себе под нос сложные ругательства с примесью украинской мовы, а я крикнул воякам:
– Шептуна! Шептуна ищите!
Они, очевидно, прекрасно знали, кто такой Шептун, и тут же бросились выполнять приказание. Я тем временем включил приемник в машине, и в салон ворвался голос диктора:
– … В районе Гомеля. Южнее Новозыбкова идут тяжелые оборонительные бои. По утверждению очевидцев из мирного населения, покинувших зону боев, немецкие войска применяют тяжелую полевую артиллерию и ковровое бомбометание…
Голос пропал в налетевшем шорохе помех. Я поморщился – туго забинтованное и залитое каким-то быстротвердеющим пластиком плечо тупо ныло. Что они там мне понавертели, любопытно знать? Двигатель завелся.
– Теперь куда? – спросил Коля. Тревожные события последних часов сделали его куда менее многословным.
Я все хотел спросить, нашла ли Маша покойника в подвале, но решил оставить это на потом.
– Пока ждем здесь. Мне нужен Шептун.
– Шептун так Шептун, – сказал Коля, достал из кармана что-то похожее на соевый батончик и принялся, чавкая, жевать.
Мартин и Вуду сидели сзади, обнявшись, что твои голубки. Хотя юмор был неуместен: Вуду явно не в порядке, ее пустые глаза меня пугали. Мартин тоже понимал это, мало того, по щекам у него катились слезы, и я сделал вид, что ничего не замечаю… Странно, но я в этой компании, если не считать Колю, выглядел наиболее спокойным. Втянулся, что ли?
В стекло с моей стороны настойчиво постучали. Я повернулся и увидел здоровяка из Службы Тьюринга. Как его, Лалич, Ладич?
– Что вам угодно? – спросил я, приоткрыв дверцу.
– Ну вы тут нашумели, – с оттенком уважения в голосе промолвил Лалич. – Слышали хоть, что в стране творится?
– В которой? – уточнил я.
– Во всех.
– Примерно… Ч-черт.
Это относилось не к Лаличу, а к Шептуну, которого только что вынесли на руках двое солдат. Они положили его на травку неподалеку от дома. Я выбрался из салона, бесцеремонно оттолкнув Лалича.
Шептун лежал навзничь, бессильно разбросав руки, и я с первого взгляда понял, что дело плохо. Солдаты топтались поодаль, пыхтя и вздыхая.
– Может, доктора позвать? – спросил один.
– Не надо. Нужен специальный доктор. Коля! Коля! Гони за врачом! Ищи Мурзика своего или еще кого, только чтобы через пять минут он был здесь, ясно?
«Опель» с Мартином и Вуду уехал, а я запоздало подумал, что Вуду тоже, вполне возможно, нуждается в Мурзиковых услугах… Лишь бы не спрятался наш алхимик и не нажрался… А это еще кто?