– Слушай, ты. – Трудно поверить, но Саньку почему-то очень захотелось в класс. Он заговорил, как ему казалось, медленно и убедительно: – Я приш-шел в свою ш-школу. Мне это… надо на урок. На – ик! – третий. Ты понял, что я говорю?
– Тебе, видать, совсем башню сорвало, – отвечал парень. – Третий урок давно кончился, уже пятый идет. А от тебя коньячищем за версту разит, и язык заплетыкается. Куда ты попрешь? На скандал нарываешься? Смотри, довыделываешься!
– П-пусти, подхвостник! – И Сазонов, тесня охранника плечом, стал прорываться в школу.
Дальнейшие события происходили быстро и напоминали дурной анекдот: появление директора, выскочившего из-за угла словно черт из табакерки, короткий и неприятный разговор. Саньку вело, он бы и хотел, но не мог удержать сами собой срывающиеся с языка слова.
– Не нужна мне ваша поганая школа!
И директорский вердикт:
– Вот и иди отсюда.
Куда идти? Не домой же, где торчит лишившаяся работы мама и, разумеется, начнет плакать, упрекать: «Я же тебя просила!» Сашка затряс головой, отгоняя неприятное видение, и побрел туда, где его всегда ждали и принимали таким, каков он есть, – на тусу.
– Мусульман развязал! – приветствовали его друзья. И понеслось, понеслось…
Домой Сашка пришел уже затемно, едва держась на ногах. Мама предсказуемо причитала, но он отмахнулся от нее, как от надоедливой мухи, и завалился спать – прямо как был, в одежде.
Дальше дни слились в один ком, весьма напоминающий склизкий противный комок, какие попадаются в плохо приготовленной манной каше. Туса, выпивки, становящиеся уже привычными скандалы с матерью, которая категорически не справлялась с ситуацией – плакала, пыталась что-то доказать. Но Сашка ее уже не слушал, а за концерты наказывал – не являлся домой, вместо этого отправляясь ночевать к очередному добренькому из тусы.
Сколько так продолжалось, неизвестно. Но однажды зазвонил телефон. Сашка был нужен Родине! Она нуждалась в его заботе, и все патриоты должны были сплотиться!
И вот Санек, подхватив залежавшуюся в пыльной щели арматурину, идет в условленное место к главному входу на рынок. Здесь уже собралась знакомая толпа.
– Главное, не смотрите в лицо, – учил кто-то из бывалых. – Когда смотришь в лицо, труднее бить.
Парни нетерпеливо переминались на месте. У всех чесались руки. Все были восхищены и численностью своей, и единством, и решительностью. С такой кодлой можно не только рынок – но и Кремль штурмовать, если придется! Прохожие переходили на другую сторону улицы, чтобы не оказаться ненароком рядом с этой клокочущей толпой.
Территория рынка разделялась на три части. Во-первых, это была обширная пустая площадка перед зданием рынка, которая по выходным вся заполнялась людьми. Ставить прилавки здесь, видимо, запрещалось, и все торговали с рук. Кто-то притаскивал шмотки в полосатых баулах, кто-то тряс ниткой сушеных грибов, кто-то явно распродавал собственное имущество – фарфоровые статуэтки еще сталинских времен, посуду, книги, прибор для измерения давления…
Дальше высилось просторное длинное здание рынка из желтовато-серого бетона с грязными окнами высоко под крышей. Внутри здания во всю его длину тянулись ряды прилавков. Здесь торговали кавказцы. Продукты – овощи, фрукты, цветы, мясо всех сортов – высились на прилавках тщательно сложенными пирамидами. Здесь все стоило дорого, и окрестные жители заходили сюда редко. Отоваривались они в третьей части рынка – на открытой площадке за бетонным зданием, где по выходным устанавливались ряды прилавков под яркими пластиковыми навесами на алюминиевых, быстро разбирающихся и собирающихся каркасах. Здесь многие из палаток, особенно с овощами-фруктами, тоже принадлежали кавказцам, но цены были божеские, не такие, как под крышей. А за остальными прилавками мерзли крестьяне из Тамбова, Рязани, Мордовии. Торговали овощами, мясом, соленьями, колбасой, рыбой… В общем, всем необходимым. Территория рынка была окружена высоким бетонным забором, за забором располагалась автостоянка для продавцов и покупателей.
И вот в решетчатые железные ворота рынка с арматуринами наперевес, подбадривая себя воинственными криками и отборным русским матом, ворвалась орава подростков.
Сквозь площадь они прошли, как раскаленный нож сквозь масло. Торговавшие здесь – в основном бабки-пенсионерки, – побросав свои сумки и корзинки, разбегались по сторонам, как перепуганные куры.
Не замедляя движения, орава взлетела по широким ступеням, прошла сквозь стеклянные двери в громадное пространство крытого рынка. Стекла зазвенели, захрустели где-то за спиной.
Ух, как же испугались их продавцы! Как, побросав на произвол судьбы свои шикарные выкладки, кинулись они со своих мест, словно стая вспугнутых ворон! Ребята перепрыгивали через прилавки, гнались за ними в тесном пространстве между коробками, кулями и ящиками. Боевые крики подхватило эхо, отбрасывая вниз от высокого потолка:
– Бей! Громи гадов! Мочи черных! Россия для русских!
Кое-кому из торговцев досталось еще на их местах в зале. Дальше их оттеснили от дверей в дальний конец рынка. Выход был и там – но очень узкий, и в панике они создали возле дверей такую давку, что никак не могли проскочить. Нападавшие обступили их плотным кольцом. Били кулаками, арматуринами, чем попало. Кто-то падал, оказывался под ногами, его затаптывали. Все громче становились стоны, раздавались страшные крики. Покупателей на крытом рынке всегда было немного, сегодня им тоже доставалось, если попадали под горячую руку.
Санек на секунду помедлил, огляделся по сторонам. Толпу хачиков окружило такое количество нападавших, что он не мог протолкнуться к неприятелям. А позади ребята бежали уже по прилавкам, ударами ног расшвыривая спелые фрукты, заботливо протертые до блеска. Тут и там окружали отставших от толпы торговцев, молотили руками, сбивали наземь, пинали ногами… Казалось, побоище длится около часа.
Вдруг откуда-то издалека накатила новая волна криков. Поверх общего гама прорвалось истошное:
– Маски-шоу! Атас, пацаны, маски-шоу!
И тут Санек увидел, что в дальних дверях, через которые они сами вломились на рынок, замелькало черное и пестро-зеленое. Это ворвались омоновцы в камуфляжах и черных вязаных шлемах-«ночках».
Что это? Как это? Откуда они взялись?
Санек вспрыгнул на прилавок. С высоты его роста ему было хорошо видно, как стремительно наступают «маски».
Они были похожи на орду монстров из компьютерной игры. Как в старинном войске, самые высокие воины орудовали в бою двуручными мечами, так самые рослые омоновцы были вооружены двуручными дубинами. У остальных дубинки были обычные – черные, длинные, блестящие, работающие без устали. «Маски» действовали как на учениях: рассредоточились по всем проходам и бегом бросились вперед. Настигнув кого-нибудь из парней, закамуфлированный воин в плен никого не брал – лупил дубинкой наотмашь по голове и по плечам, пока тот не падал. Давал два-три пинка со всей силы подкованными своими башмаками и, переступив, а то и наступив на неподвижное тело, бежал дальше, выискивая сквозь круглые прорези шлема следующую жертву.