Они работали молча. Не разбирали, кто перед ними – пацаны или торговцы. Доставалось каждому.
Еще минута – и главная часть пацанов окажется между двумя огнями: между «масками» и толпой хачиков, загораживавших последний оставшийся выход.
– Пацаны, на прорыв! – завопил Санек, прыгая с прилавка. – Ура! Россия для русских!
Он ворвался в мешанину дерущихся и, бешено работая арматуриной, стал прорываться вперед, к выходу. Ребята поняли, что впереди их единственное спасение. Словно острое жало, они раздвинули в две стороны плотную толпу хачиков и устремились в узкие двери. Кто-то споткнулся на высоком пороге, упал, оказался под ногами вопящей оравы. Санек вроде бы пробежал по чьему-то живому телу. Но вот он вырвался из дверей и, сделав шагов пятнадцать, остановился, чтобы оглядеться.
На открытом рынке царил переполох. Овощи и фрукты словно ветром сдувало с прилавков, продавцы и покупатели в ужасе шарахались из стороны в сторону, не зная, куда им деваться и что делать. Санек словно впервые увидел глухую бетонную стену, окружавшую рынок. Какая же она высокая! До верха и в прыжке не дотянуться! Вспомнилось, что в дальнем конце рыночной территории, невидный за кровлями и рядами прилавков, есть еще один проход. Но открыт ли он? Была не была, деваться некуда.
Санек свернул в боковой проход вдоль стены. Сзади крики стали слышнее – видно, омоновцы вышли из крытого рынка и всерьез взялись за толпу у выхода. Впереди Санек увидел крашенную суриком жестяную будку, примыкавшую к стене. Рядом с ней стояли большие лари, громоздилась гора ящиков. Это был шанс одолеть высоченную стену. Вместе с Саньком к будке бежали еще с десяток пацанов.
И вот, когда кто-то уже загремел ящиками, перед ними словно ниоткуда возникла русская тетка с добрым широким морщинистым лицом.
– Сюда давайте, ребятки, сюда, ребятушки, – зачастила она. В руках у нее оказался ключ, она мигом открыла тяжелый висячий замок и растворила дверь будочки. Внутри хранились метлы, какие-то коробки, взгроможденные один на другой бочонки… Больше Санек ничего разглядеть не успел. Вместе с другими пацанами он бросился в гостеприимно раскрытую дверь. Набилось их, как сельдей в бочку. Санек уперся руками в стену, чтобы его совсем не раздавили.
– Хватит, хватит, больше не пущу, – раздался быстрый говорок женщины. – Тихо тут сидите, я скоро открою.
Дверь хлопнула, закрываясь. Внутри стало непроглядно темно и очень душно, невыносимо тяжело дышать от запаха пота и страха. Ребята стояли, тесня друг друга, глотая воздух. Сквозь железные стены явственно доносились крики, топот, звуки ударов. И снова раздался знакомый уже голос:
– Ребятушки, ребятки, сюда давайте! Они тут у меня под замком сидят. Их тут много!
И тут же замок лязгнул в петлях снова, дверь распахнулась. В проеме замелькали пятнистые камуфляжи. Пацаны с дружным оглушительным криком ломанулись сквозь распахнутую дверь навстречу поднятым тяжелым дубинкам. Омоновцы оторопели, отступили на миг – и пацаны кинулись врассыпную. Санек замешкался в глубине сарайчика. Когда выскочил – перед ним никого не было. «Маски» рванулись вслед за ребятами, каждый преследуя свою жертву.
Мгновения тянулись, как в замедленной киносъемке. Медленно-премедленно Санек вскочил на громоздкий ларь, с него на груду ящиков – но тут груда обрушилась, и он со всего маху грохнулся об асфальт. Боли не почувствовал, моментально вскочил на ноги. И снова медленно-медленно вспрыгнул на тот же ларь, кровавя ладони, ухватился за край крыши сарайчика, медленно вскарабкался наверх – и вот ненавистная стена ему всего лишь по пояс, и за ней видна загроможденная легковушками и грузовиками автостоянка, а дальше – дальше высокие деревья, пятиэтажки, заснеженные дворы – свобода!
…Он добрел до дома на едва гнущихся ногах и долго тыкался ключом в замок, пока изнутри не послышался щелчок. Дверь открылась.
– Ну здравствуй, – сухо заметила Ольга. – Проходи уж, раз пришел. Или опять к друзьям пойдешь?
Она, казалось, не заметила потрепанного вида сына и, равнодушно повернувшись спиной, пошла на кухню.
– Нет… домой… – В голове у Санька что-то сместилось. – Мам…
Он сказал это и вдруг замолчал – потому что увидел, что за столом, спиной к нему, сидит мужчина. Не отец – другой, кажется, незнакомый. От вида тяжелого, коротко стриженного затылка Сашку почему-то пробрала дрожь.
– Чего «мам»? – обернулась к нему Ольга. – Кстати, познакомься, мой… ммм… новый муж, твой, так сказать, новоявленный отец! – Она коротко, зло хохотнула.
– Ну здравствуй, сынуля! – послышался сухой, словно запыленный, голос. Смутно знакомый и вместе с тем страшный.
И Сашке показалось, что он очутился в одном из своих самых жутких кошмаров…
В этот день Миша Гравитц остался после уроков. Он договорился с историчкой ответить ей дополнительно, чтобы исправить случайно полученную тройку. Та согласилась – учительница была молодая и, как говорили старшеклассники, вменяемая. Все прошло отлично, Мишка ответил, потом поговорили о том о сем – о школе, об истории, о политике – и остались друг другом довольны.
Выходя из школы, Гравитц издали увидел на крыльце рослую фигуру Марата. Отсалютовал, как было у них заведено. Но тот не ответил, просто подошел и сказал негромко:
– Слушай сюда, Гравитейшен. Нужно твое мнение.
Они пошли к опустевшему к этому часу физкультурному залу. Дул холодный ветер, задувал Мишке за ворот щегольской, но не слишком теплой куртки. Было зябко и немного не по себе. Но интересно.
– Тут такое дело… В общем, ребята проводили плановый досмотр школы и у вас в тубзике на третьем этаже в одной неприметной щели нашли вот это.
Марат разжал руку. На широкой ладони его лежал аккуратный пакетик из прозрачного пластика, а в пакетике – голубенькие таблетки. На выпуклых их боках оттиснуты разные загогулинки – вроде знаков Зодиака: рыбка, звездочка, гитара…
– Видал такие?
– Не-ет.
– Но сечешь, что это может быть?
– Наркота? – догадался Мишка.
– Типа. Это экстази, модные таблетки. От них глюков не бывает, и привыкания они не вызывают. Просто суперкайф ловится…
Марат пристально заглянул ему в глаза.
– Так ты не знаешь, кто бы мог их там оставить?
– Понятия не имею.
– А не может быть, что это Сазонов из вашего класса?
– Откуда я знаю! – поспешил ответить Гравитц.
– Ну, тут догадаться-то в принципе несложно. Он самая подходящая кандидатура: неполная семья, влияние улицы… Через таких вся эта зараза и поступает. Хорошо еще, что таблетки, а не анаша.
Мишка не понимал, почему таблетки лучше, чем дурь. В его сознании, немалое влияние на которое оказали занятия восточными единоборствами, прочно закрепилось убеждение: «Наркотики – зло». Да, он любил выпить, покуривал – за это его, собственно, из секции и поперли (правда, это страшный секрет, в школе никто не знает, ни одна живая душа). Но вот наркотиков он никогда не пробовал. Между тем Марат вертел пакетик в руках, как будто не знал, что с ним дальше делать.