– Уйди, Манн! Фу! – прошептала она. – Иди к Ёжке!
Собака не слушалась. Зато Верка потихоньку встала, хромая, подошла к забору. Жутко болела нога, даже наступать больно, и еще рука и плечо. В общем, ушиб ровно половины тела. Она потерла коленку, посмотрела на окно, из которого только что вылезла, – да, высоко. Теперь забор. Вера внимательно осмотрела высокую каменную преграду. Интересно, как это люди по телику чуть ли не на лету перескакивают через такие? Ладно, попробуем обычным способом. Она подпрыгнула, пытаясь схватиться за верхний край забора. Ушибленная нога болела так, что девушке удалось проделать трюк лишь с раза пятого-шестого. Когда же ухватилась, то тут же отцепилась – ледяной камень обжег натертые веревкой ладони. Как назло, перчаток нет! В следующий раз, когда она додумается спрятать очередную веревку, надо подумать и о перчатках. И еще лестницу бы веревочную где-нибудь купить. Вера снова подпрыгнула, ухватилась за край ограды, стиснула зубы от боли. Перебирая ногами, попыталась нащупать хоть какой-то выступ. Как назло, ничего. Она спрыгнула обратно. Потом попробовала снова. На этот раз повезло больше – ноги как-то умудрились оттолкнуться от земли, и Верка грудью легла на забор, посмотрела вниз и обмерла. В кустах, прямо там, куда она хотела спрыгнуть, сидел человек и смотрел на нее. Если бы у нее было больше сил, то она автоматически, наверное, спрыгнула бы обратно, закричала бы и убежала. Но это произошло в тот момент, когда она, после всех приключений, была уже не способна ни на какие резкие движения. Она лежала на заборе, держась руками за ледяную плиту, не обращая внимания на то, что одной половиной тела она уже практически на свободе, а второй, то есть ногами, свисающими с другой стороны, все еще находится в отцовском плену. Девушка смотрела на человека в кустах с таким ужасом, словно увидела привидение.
– Помочь? – прошептал парень. А это был именно парень, причем не какой-нибудь, а тот самый, из клуба.
Верка кивнула, постепенно приходя в себя. Она уже сообразила, что этот человек в кустах – настоящий, живой, не мираж и не призрак и не кто-то непонятный, а сам Сашка Сазонов, предмет ее школьных грез.
Когда Вера пришла в две тысячи четырнадцатую школу, никто не обратил на нее внимания. Она хорошо помнит тот момент, когда Ирина Анатольевна впервые завела ее в класс и поставила у доски. Покраснев как рак, опустив глаза, Вера стояла и не знала, куда себя деть. А учительница тем временем говорила:
– Познакомьтесь, это Вера Баринова. Она прилетела к нам из Швейцарии. Прожила там… Сколько ты, Вер, прожила?
– Семь лет, – чуть слышно прошептала Вера. Ей хотелось провалиться от стыда сквозь землю.
– Семь лет, – повторила учительница. – Так что Вера может рассказать вам много интересного, поделиться своими впечатлениями. И вообще, сдается мне, она очень интересный человек. Ведь правда, Вера?
Вера промолчала. Как могла она сказать что-то о себе?
– Вера, если будут проблемы, не стесняйся, обращайся, – продолжала учительница. – Ребята, думаю, тоже тебе помогут. Да, ребята?
– Да, – послышался гул, смешанный с нотками издевки и сарказма. Вера подняла глаза и увидела человек двадцать юношей и девушек, на лицах их светились улыбки – едкие, прожигающие насквозь.
– А можно вопрос? – поднял руку один из парней, сидящий на самой последней парте.
– Конечно, Ренат, – улыбнулась Ирина Анатольевна.
– А там, в Швейцарии, хорошо кормят?
Класс дружно загоготал, а Вера покраснела и опустила глаза.
– Как тебе не стыдно, Ренат! – разозлилась учительница.
– Не, ну а что, я просто спросил.
Вот так сразу Веру ударили по самому больному – в тот момент она была толстой и некрасивой и очень себя не любила.
– Ну чего, Кадушка, присаживайся! Ты по-русски хоть балакаешь? – хохотнул кто-то.
– Кадушка! Ха-ха-ха! – заржал кто-то.
Так и прилипла к ней эта дурацкая кличка. Вера молчала, она не знала, как дать отпор. В Швейцарии все было совсем не так. Там знали ее, знали о ее трагедии, о том, из-за чего она так резко поправилась и вместо сорок второго стала носить сорок восьмой размер. Там ее жалели, сочувствовали, пытались залезть в душу, и это только раздражало. Здесь все было иначе. Здесь никто не замечал, что у Кадушки есть душа, что она может обижаться, плакать и что она вообще живет, а не сидит за партой для интерьера. Обидно и больно, но все равно это лучше.
А потом она увидела Сашку. Он казался особенным, не таким, как другие, но даже он мог быть жестоким. А еще у него уже имелась своя принцесса – Варламова. Так что, как говорится, без шансов.
Шло время, и она кое-как притерлась к школе.
Но, как оказалось, неприятности лишь только начались. В жизни Бариновых появилась Карина. Начались споры и ссоры с отцом, попытки выжить мачеху из семейного гнездышка. Не удалось, даже хуже того. Под воздействием Карины папа решил обзавестись новым гнездом – на Рублевке. К концу весны все закрутилось с бешеной скоростью: окончание школы, переезд, ненавистная мачеха и невыносимое упрямство отца. Школа и Сазонов остались в прошлом. И Вера смирилась, заперла навсегда свое сердце, свои чувства в шкатулке вместе со случайными снимками Сашки и зажила новой жизнью. На занятиях шейпинга она познакомилась с Машкой, простой девочкой из обычной семьи. У Машки папа – учитель, мама – бухгалтер, Машка стеснена в средствах, она учится в институте коммерции, живет в трехкомнатной квартире на Лосином острове вместе с родителями, сестрой и бабушкой, у Машки даже своей комнаты нет. Но она такой чуткий и добрый человечек, что ей одной Верка в один прекрасный день доверила свою тайну. Рассказала о Сашке и попросила никогда не напоминать о нем, потому что твердо решила вырвать Сазонова из сердца, забыть навсегда. Машка обещание сдержала и не напоминала подруге о предмете ее воздыханий. Да и сама Верка все реже вспоминала о нем. Пока не встретила в ночном клубе.
* * *
Вадим – узкоплечий, очкастый, в нелепом полосатом свитере – сидел напротив, преданно уставившись на нее. Перед ним стыл кофе, лежало на блюдечке красиво украшенное пирожное.
Ольга доедала свое – лишь бы не говорить, – уже сожалея о собственной мягкости, толкнувшей на это бессмысленное свидание. В Вадиме все было не так. Тонкие безвольные руки с выступающими косточками так не походили на крепкие Колины! Глаза казались водянистыми за толстыми линзами очков и напоминали плавающих в аквариуме рыбок. А уж этот свитер!..
– Вы ешьте, – сказала она, кивнув на пирожное.
– Что?.. Да, спасибо. – Программист небрежно, в два приема, засунул пирожное в рот, тут же запил кофе.
Оля отвернулась, провела ладонью по волосам. Боже мой, до чего нелепая сцена!
– Вкусно? – спросила она, совершенно не зная, о чем еще можно спросить.
– Да… Наверное… – Глаза-рыбы на миг скрылись под зажмуренными веками, затем показались снова. – Вы, наверное, Оленька, думаете, что я молчун. Нет, это я просто в вашем обществе растерялся. Со мною такое бывает. Вы красивая. В жизни гораздо лучше, чем на фотографии, – вдруг заговорил он быстро-быстро, проглатывая окончания слов. – А вы, однако, роковая женщина. И враг у вас сильный. Сколько раз страничку взламывал! Мне прямо-таки интересно стало. Ну и я не отстал. Послал ему вирус на пробу. Я, знаете ли, Оленька, вирусы собираю…