Я успел сделать вывод, что никакого лидера в России нет; кандидатов на пустое место много, но ни один не годится. Кто-то появится, сказал я себе, они ему расчистят место. Тот, кого они принимали за тирана и называли то новоявленным генералиссимусом, то новым фюрером, – на самом деле играл роль Гинденбурга, президента, уходящего в тень перед атакой революции. Вот беда, не доведется мне встретить нового Адольфа, а я бы знал, что ему сказать сегодня… А этим заговорщикам, этому июльскому парламенту второго созыва… что им мог сказать старый воин? Ах, господа, думал я, вы попросили меня совсем не о том, что вам надо… Вам бы узнать, как обычно обходятся вожди с такими, как вы, энтузиастами.
Я хорошо видел, в чем их ошибка. Заговорщики считали, что смутное время было двадцать лет назад. Тогда сокрушили советскую власть, теперь остались мелкие технические детали – так думали они. Добавим немного либерализма в котел событий – и обновим страну без особенных потрясений. Усталому народу решили внушить, что все беды капитализма происходят из-за одного полковника, программу восстания придумают как-нибудь позже, – вот теперь-то и пришло время смуты.
Вы гоните с трона опричника Годунова, господа? А Лжедмитрий у вас припасен? Ах, и Димитрия подходящего нет… Вот когда трон опустеет, этот трон займет любой. Ну так спешите, родите из толпы рантье стоящего вожака! Нет, они не могли, они боялись… Странно, но я не чувствовал энтузиазма. Старость убила во мне интерес к авантюрам. Дайте мне нового Адольфа, и я попытаюсь снова – но природа немилосердна.
Я удивлялся русским демократам – если хотите взять власть и управлять, для чего лукавить? К чему полумеры? Западу пришлось выстраивать колониальную политику – это лишь естественно. Последствия нерешительности в колониальной доктрине мы, в частности, наблюдаем за моим окном… Запад не мог решить: угнетать и выжимать деньги из Африки или образовывать дикарей. Эти колебания нам дорого стоили. А для России ее собственный невежественный народ всегда был внутренней колонией, вечным двигателем российского прогресса. Кончится лес, кончится нефть, но пока есть народ – Россия может двигаться вперед. Вы хотите прогресса, а цену ему знать не желаете? «Требую сверхчеловеческой бесчеловечности», – так, кажется, говорил Гиммлер своим солдатам. Многое из намеченного Гитлером воплотили в жизнь его прямые противники – отчего же не признать достижения? Пафос Адольфа мир осудил, риторику его противников мир принял как благо – и посмотрите: цивилизация усвоила уроки Гитлера, но стесняется сама себя.
Гитлер раздробил Чехословакию, именно это и повторил сегодня либеральный мир – просто и четко. Вооружить Украину против России – вот блистательный план фюрера, так не прячьтесь за жалкое фразерство, смелее! Так и Спаситель говорил, если не путаю: то, что делаешь, делай скорее! Гитлер вооружил албанцев, создав Косовский легион СС, который проявил себя исключительно в расстрелах сербского населения, но именно это и произошло сегодня, по мановению демократической руки. Так зачем эти бессмысленные конгрессы либералов, прячущие факты под ворохом петиций? Гитлер объявил нордическую расу господствующей – сегодня мы наблюдаем, как стараниями англосаксов это господство стало реальностью. Так будьте достойны своей миссии, господа!
Смешно: когда я рассказываю о цене, заплаченной за господство, меня подозревают в том, что я осуждаю новую империю. Но я не осуждаю, напротив! Подлинные творцы истории не должны юлить. Я рассказываю о фактах, чтобы дать урок исторического мужества – имейте смелость нести факел истории, господа! Помните, что на смену великим империям приходят карикатурные: не забывайте внимательно смотреть в зеркало, когда примеряете лавровый венец.
Вы клянетесь именем демократии – будьте достойны своих предшественников, которые шли по снежным полям и взбирались на крутые вершины! Если вы стали наследниками великой истории, будьте достойны памяти того человека, которого действительно привел к власти сам народ. Будьте достойны мирового беспокойного духа, который он воплощал и который достался вам по наследству!
Сегодня старик подводит итоги, мне нет нужды лицемерить. Я спрашиваю: отчего решили обвинить в бедах века одного человека?
Раньше мне казалось, так делают, чтобы удобнее спрятать преступления остальных. Именно так поступают хитрые следователи, когда заставляют убийцу взять на себя помимо одного убийства еще десяток – чтобы сразу закрыть десяток дел. В наше время, когда за взятку можно решить любой политический вопрос, влиятельные люди теми же методами решили исторические вопросы.
Теперь я вижу, что ошибался. Проблема в ином: современные правители не готовы к великой миссии. Им, либеральным воришкам, еще предстоит дорасти до размеров мундира, который они на себя надели. Они взяли из шкафа истории наш старый мундир с орденами – но мундир велик, хилое тельце современной демократии теряется в его складках. Я пишу для того, чтобы помочь им найти себя. Будьте достойны своего предназначения, господа!
Меня спросят: а как можешь ты, англосакс, знать, что чувствовали немцы в те годы, какое у тебя основание судить? Я, Эрнст Ханфштангль, наполовину англичанин и наполовину немец, родился в Ганновере, прожил часть жизни в Нью-Йорке, вернулся обратно в Европу как раз в те годы, когда ее судьба вошла в свою драматичную фазу. Кем я себя ощущаю – немцем или англичанином? Образование получал в Гарварде, докторат готовил в Оксфорде, стажировался в Виттенберге, искусство изучал по всей Европе – кто же я? Скажу так: я принадлежу к нордической расе, о которой пылко (и порой пристрастно) говорил Адольф Гитлер. Когда партийные фанатики упрекали меня в родстве с врагом, я отвечал им: разве Англия не связана с Германией теснейшим образом? Да, я родился в Ганновере, но и династия английских королей, до того как именоваться Виндзорской, носила имя Ганноверской. Происхождение давало мне право на особый взгляд на ситуацию – я мог видеть все стороны конфликта и часто видел яснее, чем другие. Я хотел бы ответить на вопрос о происхождении так: я чувствую себя гражданином великой Европы. Сегодня такой ответ прозвучит смешно, великой Европы больше не существует, но возможность ее остается! Я – человек Запада, и воспринимаю Запад как единый организм, сложный, но цельный. В периоды кризиса, ради спасения всего организма приходится жертвовать одной из его частей – но все они равно дороги. Мне, носителю западной цивилизации par exellence, ни одна культура не чужда, я не противопоставляю романский дух – тевтонскому, я принимаю их все.
Когда впервые услышал Гитлера, я подумал: вот человек, который вернет Западу славу, спасет от беды раздробленности, подарит мощь, достойную наследников Великого Карла. Я решил отдать ему свои силы и свой опыт – в уверенности, что лучшего применения им я не найду.
В тот вечер я слушал пылкую речь Адольфа и против воли улыбался. Улыбался потому, что буквально за день до памятного собрания Гитлер высказывал совершенно противоположные аргументы, и с не меньшей страстью. Это свойственно великим политикам: в зависимости от ситуации они могут рассмотреть вопрос с двух абсолютно полярных точек зрения. Я опишу эту сцену подробно, чтобы точнее очертить характер Гитлера, а также потому, что это был типичный для тех лет разговор.