Красный свет | Страница: 64

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Разумеется, герр Гитлер!

– В деле под Аррасом, – сказал отец юноши, который так просто не хотел уступить влияние на сына, – в деле под Аррасом, – он назидательно поднял палец и приготовился описать подвиги родственника, но Гитлер перебил его.

– Я был под Аррасом, – просто сказал Гитлер.

Действительно, именно под Аррасом он был ранен в ногу и получил Железный крест первой степени за храбрость. У него было два креста, но постоянно он носил лишь этот – в память о том бое. Виттроки заметили крест, спросили о его происхождении. Я ответил вместо Гитлера; на юношу рассказ произвел впечатление.

– Поразили воображение мальчика, – сказал Виттрок старший. – Впрочем, увлечения в таком возрасте меняются быстро. Вчера его героем был Чемберлен – знаете этого англичанина?

– Какой Чемберлен? – поинтересовался я. – Политик Невилл – или мыслитель Хьюстон Стюарт Чемберлен?

– Надеюсь, – заметил Гитлер, – молодой человек не тратит время на болтуна-политика. Читайте Хьюстона Чемберлена. Почитайте, что он пишет о евреях. Проблема обозначена точно.

– Не могу с вами не согласиться! – Виттрок-отец отреагировал крайне живо, привстал даже, предлагая гостю мозельское вино. – Евреи, вот кто получил прямую выгоду от германской разрухи! Посмотрите на то, как евреи ведут торговлю! Я занимаюсь своим делом уже двадцать лет, имею свой круг клиентов – и что же? Знаете эту еврейскую стратегию – сначала снижают цены, а потом, забрав себе клиента, продают не один предмет – а три! Думаете, предлагают качественный товар? Как бы не так! Вот, полюбуйтесь на этот секретер – баварская работа, семнадцатый век, резной дуб с инкрустациями! Я мог бы просить за эту вещь… Но качество уже никого не интересует! Право, даже обидно рассказывать, в каком положении я оказался, благодаря этим торгашам.

Гитлер отвернулся, он был равнодушен к мебели. Виттрок чуть было не налил ему вина, однако, воспользовавшись тем, что гость смотрит в другую сторону, убрал бутылку.

– Мозельское, герр Гитлер? Не желаете? А что происходит в Берлине? Самые богатые магазины – кому принадлежат самые богатые магазины? Разве не знаете? Роскошные улицы Шарлоттенбурга – и кругом одни евреи. Считается, евреи ведут дела лучше других.

Гитлер заметил, что немцам следовало бы перенять английскую уверенность в своем величии. Англичане без колебаний выслали евреев из страны еще в двенадцатом веке – и еврейской проблемы не знают. А Дизраэли, хотел спросить я, но удержался: в конце концов, разве Дизраэли – еврей? Достигнув могущества, лорд Биконсфильд стал стопроцентным британцем, его иудейство было преодолено тягой к власти. Впрочем, в любом случае – перечить Адольфу в споре было напрасным трудом, он не принимал чужих аргументов. Слишком концентрированной была его мысль, слишком ясно он видел цель, чтобы отвлекаться на неудобные подробности. Гитлер добавил, что от самих немцев зависит, будут ли евреи первенствовать в торговле. Больше гордости, чувства собственного достоинства. Тогда сможем говорить о стране без стыда. Тогда можно и Эльзас с Лотарингией вернуть. И не только эти земли. Одним Эльзасом дело не поправишь.

– Ваш сын, – заключил свою речь Гитлер, – должен уже сегодня решить, в какой Германии хочет жить.

– Наш сынок, – сказал Виттрок старший, – сам не знает, чего хочет. Увлечения меняются быстро. Вчера героем был Чемберлен, сегодня – мюнхенская школа искусств, русские иммигранты-художники, и каждый день – новый кумир. Сегодня его герой несомненно вы. Но не думаю, что наш сын завтра вернется к мысли о Лотарингии. Завтра будет что-нибудь новенькое, – и герр Виттрок замеялся. Щеки его тряслись.

– Мой сын жаждет подвига, – негромко сказала фрау Виттрок.

Это была едва ли не первая фраза, произнесенная ею за вечер, – до того она отдавала распоряжение горничной, но негромко, слов разобрать было нельзя. Теперь же она сказала свою реплику отчетливо, и все в комнате посмотрели на нее. Герой пьесы тщательно готовит свой выход, чтобы первой же репликой дать понять, кто на сцене главный. Она обвела взглядом четверых мужчин, сидевших в гостиной, – так маршал оглядывает строй солдат, высматривая дефекты выправки. Стало понятно, кто в этой семье фон Мольтке.

Я поразился своей недогадливости. Ну конечно же, торговец антикварной мебелью женился на красавице из генеральской семьи – история нередкая. Она презирает мужа, подумал я. Она презирает мужа, мюнхенские дома с фахверками, пивные застолья и свиные ножки. Она ненавидит шляпы с перышками, салфетки с монограммами свекрови, букетики сухих цветов, миртовые веночки над дверью, всю эту сладкую баварскую пошлость. Она любит только сына: ее гордость, униженная неравным браком, питается этим долговязым мальчиком с оттопыренными ушами.

Я посмотрел на фрау Виттрок внимательно, она ответила мне пристальным взглядом. Небольшого роста, с прямой спиной и высокой грудью, с тугими завитками черных волос подле аккуратных маленьких ушей, с полными губами, которые она сжимала в жестокую гримасу, когда ее муж произносил пассажи о фронтовых приключениях тестя. Как же я не понял этого сразу – энтузиазм мальчишки был унаследован по женской линии, да, разумеется! Я присмотрелся к юноше, прикинул возраст его матери: пожалуй, лет тридцать пять. Как можно было не оценить эту женщину мгновенно! Я улыбнулся ей и сказал:

– Разумеется, мужчина ищет подвига.

Она улыбнулась в ответ – и я увидел сразу все, что последует за этой улыбкой. Увидел наши встречи в гостиницах, увидел ее снимающей чулки, увидел смятые простыни, кольца и серьги на ночном столике. Прелесть отношений с замужней женщиной – с такой твердой и сильной женщиной – заключается в том, что не придется тратить время и деньги на ухаживание. Она хочет наслаждения – это понятно. Кривляться и кокетничать не станет.

– Собственно, герои, которыми увлекается ваш сын, – сказал я ее мужу, – имеют много общего. Я не вижу противоречий в пристрастиях молодого человека. Ему нравятся страстные натуры. Это так понятно. Интересуетесь искусством? – спросил я у молодого человека.

– В Мюнхене есть значительные мастера, – ответил он.

– Есть кое-что и в Швейцарии, – заметил я. Люблю говорить с молодыми людьми: по натуре я воспитатель.

– «Да-Да», не правда ли? Сюрреалисты?

– И в Англии есть любопытные образцы. – Я чувствовал, что мне попался благодарный слушатель, он ловил каждое слово. – Со времен Блейка в этом народе тяга к грандиозным мистериям. Уильям Блейк, – повторил я, обращаясь не только к нему, но ко всем в гостиной, – вот мастер, которому наш век обязан своими идеями.

– Я люблю мистерии, – сказала фрау Виттрок.

Каждую реплику она преподносила торжественно, слушатели невольно задумывались над ее словами. Это очень важно, что она любит мистерии, это меняет многое. Разговор на мгновение замер, муж растерянно оглянулся на жену, фрау Виттрок высокомерно подняла бровь, потом обратила взгляд ко мне.

– Я люблю мистерии, – повторила она и благосклонно кивнула.

Я смотрел на ее полную грудь и представлял, как будет выглядеть эта грудь, если расстегнуть платье. Позже, когда я увидел фрау Виттрок обнаженной, мои представления полностью подтвердились – грудь была высокая, с большими темными сосками. Должен сознаться: несмотря на любовь к героической античности и флорентийской изысканности, в отношении женских грудей мои вкусы скорее барочные. Я не поклонник грудей a` la «Ночь» Микеланджело – то есть грудей, торчащих в разные стороны, наподобие бортовых орудий фрегата. Меня привлекает рубенсовский вариант. При том что я осуждаю излишнюю слащавость его образов, именно в этом пункте я с Рубенсом солидарен. Да, полные, плотно прижатые друг к другу высокие груди – вот что делает женщину поистине привлекательной.