– Спасибо, – сказал следователь, – теперь распишитесь.
Забрал у протоколистки листочки, пододвинул к Семену Семеновичу.
– Внимательнейшим образом прочту! – Панчиков обрадовался, что все так быстро закончилось. Он выдержал допрос, навязал свой стиль беседы! Все-таки пригодилась подготовка: не дал себя облапошить при снятии отпечатков пальцев; сразу же сбил спесь со следователя, сделав заявление по существу вопроса; перехватил инициативу в разговоре.
Семен Семенович решил добавить несколько слов.
– Не секрет, почему я сегодня здесь. Вы хотели изолировать меня на время митинга оппозиции? Думали, что мое отсутствие критично. Заблуждаетесь: дело не во мне – а в прогрессе как таковом. Мы вышли на площадь один раз, мы выйдем еще!
– Ты о чем? – спросил Чухонцев подозрительно. – Об этих, на Болотной?
Злой следователь повернулся к старому телевизору с антенной, что стоял на канцелярском столе, пощелкал по кнопкам, но изображение не появилось.
– Опять сломали. Как будем футбол смотреть? Сколько раз просил! – и Чухонцев принялся крутить все колесики и нажимать на все кнопки.
– Читайте, – напомнил добрый следователь Панчикову, а сам тем временем достал из черной папки, лежавшей на столе (Семен сразу обратил внимание на эту черную папку) еще один бланк и стал заполнять его своим мелким почерком.
– Позволю себе дать совет, на правах старшего, – сказал Семен, принимая листочки протокола. – Уважайте буржуазию. Не стесняйте предпринимателей. Ограничьте власть чиновников. Сосредоточьтесь на том, чтобы обеспечить права и законность.
– Спасибо, – сказал серый человек.
– Вот, например, это место, – сказал внимательный Семен Панчиков, глядя в протокол. – Нет, вы меня поражаете! Просто поражаете! Я не говорил, что живу богато. Я сказал «совершенно безбедно». Чувствуете разницу?
– Вы правы, неточно. Но вы имели в виду – богато?
– Я сказал то, что сказал, – отчеканил Семен Семенович, – и будьте любезны, не искажать. Богато живу? Это вы, голубчик, богатых не видели!
– Возможно… – Следователь продолжал писать на бланке. – Возможно, не видел…
– Нехорошо, гражданин следователь. Я беспардонную ложь подписывать не стану! – отчеканил Панчиков.
– Ну и не надо, – легко согласился следователь. Он как раз закончил свою писанину и выпрямился на стуле. – Раз не хотите, не подписывайте. Она нам больше не понадобится, эта бумажка.
– Как так?! – Семен Семенович изумился.
– Не нужна!
– И что же? Не будет протокола допроса? – еще более изумился Семен Семенович.
– Нам протокол уже не нужен. Если подпишете – сохраню в деле. Не подпишете – выброшу в корзину.
– Почему? – Панчиков почувствовал, что его превосходство над следователем улетучилось.
– Потому что вступила в силу новая бумажка, видите?
– Что это такое? – спросил Семен, и резкая боль возникла у него внизу живота. Вдруг, сама собой, пришла боль и вонзилась в кишки.
– Это стандартный протокол о задержании, – объяснил следователь. – Формальность! Я его на ваших глазах только что заполнил. Вы, Панчиков С. С., задержаны.
– Задержан?
– Останетесь в изоляторе на сорок восемь часов; обвинение я вам предъявлю завтра.
– В чем обвинение? – Жалкие какие вопросы, нелепые вопросы.
– Завтра, Панчиков, все завтра узнаете.
– У вас нет подписи прокурора! – Всплыло в сознании про подпись – ведь нужна же подпись прокурора! А то – следственный произвол! Спасительные знания пришли на ум, журнал «Континент» не зря дает советы. Следователь не может вот так просто задержать, он блефует, подлый маленький следователь!
– А больше нам санкция прокурора не требуется, – объяснил Панчикову следователь, – отменили это положение. Раньше нужно было, когда мы в прокуратуру входили… А теперь нет нужды. Вот когда передадим ваше дело в суд, тогда потребуется мнение прокурора. А здесь сам решаю.
Семен Панчиков смотрел вокруг себя и ничего не понимал. Вот так запросто, между прочим – взяли и выписали постановление о задержании человека. Но я же, я же… и слов-то нужных во рту не соберешь. Гражданин другой страны, муж, отец, демократ, миллионер… впрочем, какая разница… просто живой человек… невиновный. Ничего же не сделал… Куда? За что? И сломана жизнь, и сломали жизнь походя, так небрежно накатали бумажку – словно направление о сдаче анализа мочи выписали.
– А где, – спросил Панчиков, – куда мне…
– Опера все покажут. То есть оперативные работники… Вот, лейтенант Чухонцев. Вопросы – к нему. В изолятор временного содержания поместят. Одежду сдать придется. Другую дадут. Распишитесь в получении.
– Зачем вам – мою одежду?.. – сказал и сам не понял, что сказал. Ему и не ответил никто.
– Пальчики возьмем. – Сбоку придвинулась та, отвратительная, с чернильной подушечкой, а в дверях уже стоял полицейский и держал он в руках – да, он держал наручники!
– Ваш адвокат, как понимаю, Чичерин? – спросил следователь. – Или нам искать своего адвоката?
– Чичерин.
– Мы с ним свяжемся. – Следователь поднялся из-за стола, кивнул коротко Семену и вышел из комнаты.
Протоколистка взяла похолодевшую ладонь Семена Семеновича и стала его пальцами тыкать в чернильную подушечку, а потом оттискивать отпечатки пальцев на бумаге.
Полицейский надел Панчикову на запястья наручники, защелкнул. Лязгнул метал, сжало руки, защемило кожу. Полицейский взял Семена Семеновича под локоть, поднял со стула.
И точно занавес опустился в театре – беда занавесила жизнь. Теплая добрая жизнь осталась за порогом комнаты, но ведь он еще недалеко ушел, только руку протяни – можно ошибку исправить… можно сказать этим людям, этой протоколистке, этому Чухонцеву… Сказать так: послушайте, Чухонцев, вы же человек… У вас, наверное, дети есть, может быть, дочка… Вы же не хотите мне причинять боль… Вы же не хотите быть злым. Вы же не фашист, Чухонцев! И полицейскому этому можно сказать: послушайте, вы же видите, что я не виноват! Вы не можете этого не видеть!
– Я не виноват, – сказал им Семен Семенович.
– Вы бы лучше во всем признались, – сказала протоколистка, – нам мороки меньше.
Полицейский вывел Семена Панчикова на улицу, подвел к машине. Капитан Чухонцев, который тяжело топал за ними по коридору, обогнал их на улице, сел на переднее сиденье, рядом с водителем. Полицейский уперся ладонью в затылок Панчикова, наклоняя его голову вниз, так, чтобы просунуть Панчикова в заднюю дверцу; словно Панчиков не понимал слов и нельзя было ему сказать, чтобы он сам открыл дверцу и сел. Это выглядело так, будто Семен Семенович отныне перестал быть человеком, а сделался грузом, который перевозят с места на место.