– Где они? – осведомился Тарасов.
– Отстали, – тихо ответил Сергий, увлечённый – у него азартно блестели глаза – гонками.
– Мужчины, не ведите себя как заговорщики! – потребовала Софья. – Мне не нравится, что мы едем так быстро!
– Они не отвяжутся, – сказал Сергий.
Тарасов подумал, снизил скорость, вдруг оценив мудрость слов маленького ведича. «Импреза» двигалась быстрей, да и у беглецов была возможность спрятаться под вуалью непрогляда, но это не решало проблемы в целом. Охотники имели возможность выйти на жертву позже, зная, где она живёт. Если, конечно, у них была цель не только следить за «сыном» Тарасова, но и ликвидировать его на всякий случай. А что задача конунгами ставилась именно так, Глеб Евдокимович не сомневался.
Он достал мобильник:
– Алексей Алексеевич, Тарасов беспокоит. Тут замечен интересный аппарат – родстер «Ниссан 350Z». Мчится по трассе в сторону Жуковки. Нет у нас постов по пути?
– Понял, проверим, – пообещал Тарасову человек в ГАИ.
«Импреза» свернула с трассы, миновала Летошники, Новые Несковичи, въехала в Жуковку. Встретившийся бело-синий милицейский «Фольксваген» не обратил на неё внимания. Гаишники торопились куда-то, возможно, и для перехвата «Ниссана». Однако эта мысль не обрадовала Тарасова. Он понимал, что настала пора тревог и волнений, предшествующих новой войне с конунгами.
В августе Вологодской школе выживания «Белояр» исполнилось пятнадцать лет, и бессменный директор школы, несмотря ни на какие передряги, Дмитрий Булавин решил устроить по этому случаю торжество. Он обзвонил друзей, взял на себя обязанности завхоза, закупил продукты, соки, вино, и утром третьего сентября три машины с группой отдыхающих в количестве двенадцати человек отправились в лес. Точнее – на дачу к Петровичу, преподавателю отшельнического быта, которому исполнилось в июне шестьдесят пять лет. Петрович был самым старшим в команде, но выглядел на сорок пять, и девушки всегда отмечали этот факт, зная, что ему приятно.
Естественно, Дмитрий взял с собой жену и пятилетнюю дочку Алёну, ещё ходившую в детсад, но давно научившуюся читать и писать. После беседы с женой он решил отдать дочку в вологодскую Школу Шерстнева, хотя и не верил в какие-то особые её способности. Тем не менее результаты обучения других детей в шерстневских Школах впечатляли, а терять Булавиным было нечего: лучшей подготовки к вступительным экзаменам в вузы не давала ни одна обычная средняя школа.
Дачей владение Петровича назвать было трудно, скорее – охотничьим домиком, запрятанным в лесной глуши на берегу ручья Крученый, впадающего в речушку Чернаву. Однако никто не собирался ночевать здесь, и гости с энтузиазмом начали обживать территорию дачи, налаживать мангал, монтировать столики и стульчики из толстых распиленных брёвен.
Женщины пошли в лес за грибами в сопровождении Толевича, как все звали Анатолия Юревича, знатока природных богатств. Мужчины увлеклись расчисткой участка, подшучивая над смущённым хозяином, признавшимся, что он никогда не обращал внимания на порядок в собственной усадьбе.
Обедали по-царски, отведав вкуснейшего приготовления шашлыки из свиной шейки и сёмги с дымком, а также грибы, жаренные с картошкой, и специально обработанные овощи. Не считая салатов из свежих овощей.
Пели старые русские песни, шутили, дурачились, радовались жизни.
В девять часов вечера собрались обратно в Вологду.
Первыми уехали давние приятели директора «Белояра», отец Дмитрия Михей Олегович и руководители школы. Дмитрий с женой и Петровичем уезжали последними.
– Щедрый был вечер, – грустно сказал Петрович, когда за кормой «Ирокеза» Булавиных скрылась его деревенская хата. – Когда ещё такой удастся.
– Ничего, соберёмся, – легкомысленно отозвался довольный Дмитрий. – Жизнь на самом деле прекрасна, несмотря на её внутренний ужас.
Петрович усмехнулся.
– Будь осторожен, командир. Чует моё сердце – надвигается шторм.
– Шторм обойдёт нас стороной.
– Я бывший моряк, а моряки чуют перемену погоды безошибочно.
Дмитрий оглянулся, поймал тревожный взгляд Дианы, постарался отшутиться:
– Шторма вологодской природой не предусмотрены. Тем не менее обещаю переходить дорогу только в установленных местах.
Дорога домой показалась короткой.
Петровича оставили во дворе его пятиэтажки на окраине Вологды. Прощаясь, он сказал:
– Я знаю, ты общаешься с покровителями Общины. Спроси, не возьмут ли они меня? Хочу быть полезен на старости лет.
– Обязательно поговорю, – пообещал Дмитрий. – Вход в Общину никому не заказан. Да и не клуб это по интересам, если честно, а состояние души.
Петрович помахал рукой, скрылся в подъезде.
– Я его таким не видела, – тихо сказала Диана. – Что с ним?
– Жена ушла, – нехотя признался Дмитрий. – Месяц назад. Она была моложе его на двадцать девять лет. Не выдержала.
– Чего?
– Не знаю, – улыбнулся Дмитрий, потрепав Алёну по светлой головке. – Может быть, потому, что не было детей.
– У него же сын Алёшка.
– От первой жены. От второй никого, хотя прожили они вместе лет пятнадцать. Ладно, потом поговорим на эту тему.
В начале одиннадцатого он поставил «Ирокез» в гараж недалеко от дома, – жили Булавины по-прежнему в шестиэтажке на улице Багровской, рядом с церковью Сретения и полиграфическим институтом, – и отнёс уснувшую Алёну наверх, уложил спать.
Диана разобрала вещи, приняла душ, переоделась в лёгкий домашний халатик, нашла мужа в кабинете, задумчиво смотрящего на экран монитора.
– У меня из головы не выходят слова Петровича. Нам снова придётся вспоминать практики выживания?
Дмитрий оглянулся, окинул жену, стоявшую с распущенными волосами, заинтересованным взглядом, и глаза его загорелись. Он обнял её, жадно вдыхая аромат чистого тела.
– Если и придётся, то не сегодня. Забыл тебе рассказать… я видел вчера хороший сон…
– Расскажи, – прошептала она, зажмурившись.
– Мы вдвоём в какой-то незнакомой комнате с диваном, на тебе длинное тонкое платье, серое, с размытыми жемчужными разводами, ты даришь мне вкусный поцелуй, потом мы на диване, срываем друг с друга одежду…
– Это так на тебя не похоже…
– Твоё платье тает как дым… такое странное ощущение реальности и иллюзии! Я хочу тебя!
– Это твоё…
– Внутри клокочет энергия…
– А потом?
– Эйфория сна и яви в одном флаконе… я пьян тобой, пью тебя, как амброзию боги, и мне безумно хорошо!
– Дальше…