– Я слышал, что ты поссорился с мальчиками в группе, – начал Борислав Тихонович отеческим тоном. – Повышаешь голос на учителей, не слушаешь наставника. Что случилось? Почему тебе стало некомфортно в Школе?
– А чего они сами? – набычился Роман, кинув на директора тот же понимающе-насмешливый взгляд. – Дразнятся…
– Как дразнятся?
– Рома-корова, дай молока…
Борислав Тихонович улыбнулся, продолжая изучать ауру мальчика, в которой чередовались как лучистые корональные сияния, так и тёмные провалы и грязно-коричневые вуали.
– А мне говорили, что это ты дразнишься.
– Мало ли что вам говорят, – нагло ответил Роман, пряча глаза. – Вы же не дежурите на переменках.
– Это верно, не дежурю, – согласился Шерстнев. – Однако могу отличить ложь от правды. Ты же сейчас врёшь. Зачем?
– Не вру я нисколечко, – окрысился мальчишка. – И вообще… скучно у вас! Я думал, будет интересно, обещали всё… а вы только про традиции да зубрить заставляете…
– Вот уж никто никогда у нас не заставляет зубрить учебники, – сказал удивлённый Шерстнев. – И о традициях говорят лишь на уроках истории. К тому же у нас много разных кружков, спортивных секций, можно легко отыскать дело по душе. Но, опять же, ты этого не делаешь, а лишь смеёшься над ребятами. Мало того, Серёжу Валова побил ни за что, хотя он никогда ни с кем не ссорился. К Сергию Тарасову цепляешься. Приёмы интересные показываешь. Кто обучал тебя рукопашному бою?
– У меня папа спортсмен, – важно сказал Роман. – У него много друзей, все занимаются боксом и борьбой. Я у дяди Шуры занимался.
– Кто этот дядя Шура?
Роман поскучнел, отвёл глаза.
– Он в милиции работает, всеми командует… И вообще… что вы меня допрашиваете? Я не виноват! Отцу пожалуюсь, что вы меня трютируити, к вам комиссия приедет, вот!
– Третируем, значит, – пригорюнился Борислав Тихонович. – Комиссия приедет. Кстати, откуда ты знаешь про комиссию? Кто тебе посоветовал хулиганить, чтобы приехала комиссия?
– Никто. – Роман покраснел, понимая, что в запальчивости сболтнул лишнее. – Вы меня не сбивайте… и вообще… мне обещали, что будут учить колдовству, а сами…
Шерстнев озадаченно потянул себя за мочку уха.
– Это кто же тебе обещал учить колдовству?
– Да, обещали, когда принимали! Там, ритуалам разным, белой магии, ага…
– Белой магии не существует.
– Почему? – вскинул глаза мальчишка.
– Под этим определением подразумеваются разные операции, которые в народном сознании носят мистический характер, магический, если угодно, но их исход всегда благоприятен для объекта, на который они направлены. Однако эти же операции можно повернуть и таким образом, что объекту станет плохо. Обычно этим занимаются так называемые чёрные маги.
– Ну, всё равно, обещали… и не делаете…
– Во-первых, никто такого при приёме в Школу обещать тебе не мог. Разве что цикл лекций о видах магии, да и то этот цикл рассчитан для других возрастов и умений. Ты же только-только начал у нас учиться. Думаю, тебе о магии говорили те, кто посылал тебя к нам.
– Меня никто не посылал! – сжал губы Роман. – Ну, папа говорил… и всё!
– Во-вторых, если человеку что-то не нравится, он должен прийти и сказать, что именно не нравится, а не начинать бучу. Тебя ведь никто из учителей и ребят не обижал. Может быть, лучше всего бросить Школу, если уж тебе здесь так плохо?
– Я… мне тогда… – Мальчишка опустил голову, уши его вспыхнули; было видно, что он с трудом сдерживается. – Мне надо… учиться… и вообще… – Он вскинул на Шерстнева заблестевшие глаза. – А магия правда существует? Ну, хоть какая-нибудь?
Борислав Тихонович покачал головой:
– Если по правде, магия – это практика воздействия на материальный мир с помощью мысли и духовных сил. Её лишь можно применять во вред или для пользы. Хотя во всём мире разделяют эту практику на разные виды магии.
– Какие?
– Говорят об эгрегорной магии, красной, зелёной, теллуровой, о чародействе, шаманизме, теургии, гоэтии, спагирии, магии ангелов и так далее.
– Здорово! – В глазах мальчишки проскочила искра вожделения. – Вот бы мне научиться! Махнул рукой, раз – и всё тебе делают!
Борислав Тихонович погрустнел.
– За всё нужно платить, дружок, а за обладание магическими знаниями – особо. Главное, этому надо долго учиться. Нужно ли это тебе?
– Ещё как! Всем нужно!
– Не знаю, я бы не хотел так: махнул рукой – и всё тебе делают. Сам лучше сделаю, это намного приятней. Однако мы заговорились. Иди в класс. И подумай, как дальше жить. Учителя – не колдуны и не маги, а ребята – не ученики волшебников, как Гарри Поттер. Они хотят знать, как устроен мир, и применять знания на практике. Снова примешься за старое – отчислим.
– Я папе скажу, – угрюмо пробормотал Роман. – Он вам…
– Покажет, где раки зимуют, – серьёзно сказал Борислав Тихонович. – Что ж, жалуйся, если сумеешь убедить отца в своей невиновности. Только ведь жизнь таких наказывает сурово. Не боишься?
– Чего мне бояться? – криво улыбнулся мальчишка. – Это вы бойтесь… до свиданья.
Дверь закрылась за его спиной.
– До свидания, – проговорил Шерстнев, задумчиво глядя ему вслед.
Посидел немного, проверяя свои впечатления от беседы с возмутителем спокойствия в Школе, снял трубку телефона, набрал номер:
– Палыч, кажется, ты был прав. Мальчик не прост и не чист. Да и проговорился не раз. За ним кто-то стоит. Его специально обучали. Некто дядя Шура из отцовского окружения, работает где-то в милиции.
– Проверим, – отозвался пестователь. – Кто принимал его в Школу? Ты сам или завуч?
– Первым беседовал с ним я, и с отцом тоже, ещё в июле. Но документы, конечно, не проверял, его Анна Павловна оформляла.
– Посмотри эти документы внимательно. Боюсь, что и отец у него липовый, бумажный. Инструкторы спецназа конунгов обычно берут таких мальчишек из детдомов.
– Эти подробности вы сами выясняйте. Одно знаю твёрдо: парень от кого-то сильно зависим и умеет сдерживаться почти по-взрослому. Пока что он делает маленькие пакости, но определённо способен и на большие подвиги.
– Последи за ним, – хмыкнул Онуфрий. – Воспитание заблудших овец – твоя епархия. Справишься.
– Попробую, – сказал Шерстнев, опуская трубку на телефон.
Предложение нового Владыки посетить его жилище в Ветлуге Хмеля удивило. Он не встречался с ним давно, несколько лет, и успел подзабыть о существовании Егора Крутова, к которому перешёл субворь – знак Белого волхва, главы волхвов, который должен был печься о судьбе Руси и возрождать былую славу её воинов.