Мне довелось одно время дружить с неким высокоталантливым писателем, длительное знакомство с которым, однако, водить было невозможно. Общение с ним я вынужден был прервать, когда столкнулся с тем, как он обращался с женой: визжал, как недорезанная свинья, метал в нее тапки, гнусно бранил — и все это даже без тени повода с ее стороны. Когда же после его преждевременной кончины сделали вскрытие, то оказалось, что вместо сердца у него сплошные известковые волокна, что вместо печени — густая грязь вперемешку с камнями, и не легкие, а скопище внутренних травм… Следовательно, чем мы физиологически чище, тем мы спокойнее и благожелательнее. Здесь следует указать, что наш Анатолий Феокритович не был столь возбудим и груб, как вышеупомянутый приснопамятный литератор. Он-то как раз был в основном сдержан и корректен, и только красные пятна выступали у него на скулах в минуты возмущения. У него этот беспрерывный шумовой фон, этот изнуряющий внутренний зуммер вызывал иную реакцию — неадекватную усталость от работы, ибо те раздражающие сигналы, что шли изнутри, накладывались у него на обычную общую нагрузку и звучали подобно идущим извне, как будто от напряженной, но в целом далеко не аварийной нагрузки. Тем не менее его внутреннее восприятие все время подавало сигналы о сверхперегрузках, что, разумеется, приводило к постоянному немотивированному чувству психологического переутомления, непроходящему чувству усталости и угнетенности. Та плотная, чуть ли не многовековая грязь, которая отложилась у него в суставах, в сосудах, в некоторых важнейших органах, била не только по ним, но и порождала постоянно низкий общий тонус организма и психики. Что касается безбрежной и романтической сферы энергетики (она явится вторым опорным китом в этой книге), которую организм способен получить в результате всевозможных двигательных нагрузок, правильно поставленного дыхания, постоянного общения с природой, у нашего Анатолия Фирсовича то ли руки до всего этого не доходили, то ли вообще он относился к этому с иронией.
В ответ на добрые, конструктивные предложения членов семьи и сослуживцев он декларировал пафосные пионерские слова: «Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья!» — а потом задумчиво смаковал рифму «вода-друзья», чем полностью пресекал дальнейшую охоту к агитации за его здоровый образ жизни.
Итак, подытоживаем состояние здоровья Анатолия Фридриховича, человека с крепким генотипом, живущего в доброй семейной атмосфере, в хорошей квартире, занятого интересной, увлекающей его работой, который никогда не знал никаких дискриминационных унижений. И этот благополучный человек едва ли, во всяком случае с большим трудом, доживет даже до 60 лет.
Не столь давно я осматривал его самого (или его прототип). У него нет ми одного органа в нормальном состоянии — все без исключения так или иначе повреждены. Он благополучно пошучивал надо мной: дескать, время покажет, чья теория выше. Тем не менее наш Анатолий Феликсович Уже дважды отлежал в привилегированной больнице то ли с микроинсультом, то ли со спазмами мозговых сосудов. Второй раз после спазма он пробыл на излечении и на последующей реабилитации в пансионате «Дюны» около двух месяцев, и сколько неотложных дел, требующих его решения, находилось в простое, и какой это принесло экономический ущерб — такими подсчетами у нас никто не занимается, ибо бесхозяйственно-варварски относиться к своему здоровью — святое право каждого.
Я буду искренне грустить, но отнюдь не удивлюсь, когда через несколько очень недолгих лет этот прекрасный специалист, эта голова, которая накопила уникальный опыт, отломится и упадет, подобно подсолнечнику на загнившем стебле, и мы будем читать в черной рамке сообщение за подписью «группа товарищей».
Так что же делать? Чем ему помочь? То есть чем помочь каждому из нас? Я глубоко надеюсь, что тот читатель, кто вместе со мной прошагал вдоль этой типической биографии удачливого человека, неукоснительно прошествует по дороге, ведущей на Океан, на тот океан, в котором плавают три кита, несущих на своих могучих хребтах наше здоровье.
Кажется мне, каждый из нас должен понять необходимость самоличного и постоянного участия в борьбе за его обретение и поддержание на надлежащем, достойном человека уровне. Думается, не все еще утрачено Анатолием Филаретовичем для достойной человека жизни, хотя для разрушения ее сделано немало.
Итак, дорогой Анатолий Филиппович, мы прошли с тобой столь короткий, увы, жизненный путь, но вот мы у Океана, где ждет нас радость знакомства со здоровой жизнью. Что же, давай с тобою и с читателями погрузимся в его благотворные пучины и вплавь возьмем курс к первому из китов. А кто не хочет, то вольному — воля.
А мы — поплыли…
Люди, которые завершили сейчас вместе со мной долгий и трудный путь на Океан, прошли его во имя главного — обретения здоровья. И вот уже перед нашим взором плещутся-вздымаются на могучих соленых просторах красавцы киты, и вот мы уже плывем-рулим к первому их них, взбираемся на его крутой исполинский хребет и… Боже ж ты мой, какой взрыв негодования слышу я, какие оскорбительные речения, какие только ни звучат недоуменные вопросы! Если суммировать их, то все это будет выглядеть примерно так: «Мы затратили свои кровные денежки, чтобы узнать что-нибудь конкретное, например методику оздоровления лимфатической системы или освобождения наших косточек от отложения солей, а куда нас завезли?! Что предлагают в первую очередь?! Какие-то абстрактные рассуждения о каком-то совершенно невесомом духе! Очередная трепология!..»
С чего я взял подобную фразеологию разочарования? Ведь наше путешествие-то, извините, вымышленное. Ан нет, не очень-то оно вымышленное, напротив, полностью базируется на ваших, милые читатели, вполне реальных письмах. Когда в феврале 1988 г. журнал «Нева» опубликовал статью «Три кита здоровья», то меня буквально затопил поток писем. О письмах этих можно рассказывать бесконечно долго, ибо они дают удивительный срез и человеческих трагедий, и общего состояния здравоохранения в нашей стране, и разнообразия человеческих индивидуальностей, но я сейчас хотел бы остановиться лишь на одной, по-моему важнейшей, стороне человеческой субстанции в целом, которая возникла из коллективного портрета авторов этих писем.
Вот что показала статистическая обработка, проведенная на материале первых трех тысяч писем (последующие письма в принципе ничем не отличались от них). Примерно 98 % всех вопросов, поднимаемых в этих посланиях — а порождены они были, естественно, критическими ситуациями, сложившимися в жизни отдельных людей, или семей, или предприятий, — так вот, абсолютное, подавляющее, практически полное внимание корреспондентов породили вопросы, связанные с проблемами питания и очистки организма. Проблема чистоты внутренних органов, «потрошков», как мы их с моими товарищами и помощниками называем, оказалась для подавляющего большинства читателей наиболее животрепещущей.