— Мне бы хотелось иметь хотя бы половину тех женщин, каких мне приписывают люди.
— Это бы составило примерно десятую часть от того, что ты сам приписываешь себе.
— Уолтер, почему ты такой злой? Ведь прежде ты меня любил.
— Банка тунца прежде тоже стоила двадцать девять центов. — Вунч помолчал пару секунд. — И как давно она тебя развлекает?
— Не очень давно. — Голос Робби сделался елейным. — Послушай, у одного любителя гольфа был очень огромный член. Ну прямо как садовый шланг. И вот, значит…
Ивон вздрогнула и невольно посмотрела в конец коридора. Робби закончил анекдот, и в кабинете Вунча воцарилась долгая пауза. Затем раздался его голос:
— Ты пришел сюда только с этим садовым инвентарем?
Ивон услышала шуршание конверта. Очевидно, Робби протянул ему ответ на ходатайство по делу. Он попросил Уолтера проследить, чтобы судья его прочитал.
— Сильвио вчитывается в каждое слово. Иногда мне кажется, он считает себя святым апостолом. Думаю, он даже не догадывается, что на свете существует такая вещь, как дерьмо.
Раздался глухой шлепок. Наверное, конверт занял место в одной из стопок в ящике стола. Оценка Уолтером достоинств этой записки была очевидной.
— Уолтер, это дело для меня очень важное.
— Конечно, иначе ты бы сюда не приплелся. У тебя ведь все дела важные.
— Там все очень просто. Объективная ответственность, независимо от наличия вины. У моего клиента — он работает в торговле — повреждение мозга. Дело, между прочим, тянет на миллион долларов. Если только судья отклонит дерьмовое ходатайство. Тогда страховщик расколется как миленький. Это вопрос времени.
— Ага, повреждение мозга. Теперь ясно, почему он нанял именно тебя. — Уолтер опять немного помолчал. — Так что, ты собираешься уходить или намерен арендовать это кресло?
В наушнике Ивон послышались шумы и трески. Видимо, Робби в этот момент вставал, и его брюки терлись о микрофон. Затем он заговорил, однако громкость существенно снизилась. Ивон прислушалась, чувствуя, что обстановка накаляется. Наступил момент, когда Робби собрался заставить Уолтера как-то проявиться. Должно быть, он наклонился к столу.
— Уолли, проследи за этим делом. Сделай так, чтобы он рассмотрел его правильно.
— Я здесь всего лишь мелкий служащий.
— Верно, — прошептал Робби. — И поэтому здесь всегда праздник.
— Ладно, Фивор, уматывай. Тоже мне садовод-любитель.
— Сделай меня счастливым, Уолтер.
— Я думал, для этого предназначена она.
Робби распахнул дверь, и две последние фразы Ивон услышала без наушника. Другой бы на месте Вунча смутился, но он нахально посмотрел ей прямо в глаза, чуть пошевелил мерзким носом и уткнулся в бумаги на столе.
Запись прошла успешно. Сразу же, как Робби вернулся, Клекер воспроизвел ее для Сеннетта, меня и нескольких агентов. По общему признанию, Робби вел себя безупречно. Умело подтолкнул Уолтера, чтобы тот как-то раскрылся, не проявив при этом нервозности. Стэн был доволен. Его только озадачивала двусмысленность замечаний Вунча.
— Что значит «я здесь всего лишь мелкий служащий»? Или «судья считает себя святым апостолом»?
Брюзжание Сеннетта раздражало Робби. Он заметно устал от напряжения, тем более что с утра имел важную встречу с оценщиком размера страхового убытка. Мне показалось, что сейчас он мечтал о похвале.
— Стэн, — произнес Робби, — вот такая у него манера выражаться. Вы ожидали, что Уолтер наклонится к микрофону и с чувством произнесет: «Признаюсь, я крупный жулик»? Я достаточно на него надавил. Деньги он возьмет. В этом вы уж мне поверьте.
Я попросил его выйти со мной на пару минут в коридор, сказал, что действовал Робби отлично, в общем, подбодрил. Когда мы вернулись в конференц-зал, нас встретил дружный хохот. Мне показалось, веселье имеет какое-то отношение к Ивон. Она сидела с отсутствующим видом, откинувшись на спинку кресла. Увидев Робби, встала и заявила, что пора ехать.
— Почему они смеялись? — спросил он в «мерседесе».
— Так, ерунда, — ответила Ивон.
— Ну все-таки, — настаивал он.
— Просто Элф, — неохотно призналась она, — поделился впечатлением, какое на него произвело мое лицо, когда на записи прозвучал твой анекдот.
В глаза светило яркое зимнее солнце, и Робби надел темные очки, поэтому видеть выражение его глаз Ивон не могла. Но он не смутился, это уж точно.
— Да, анекдот так себе. — Робби улыбнулся. — Наверное, у тебя отвисла челюсть.
— Ничего у меня не отвисло.
— Как ты могла заметить, Уолтер — зануда, но анекдоты любит. — Затем Робби переключился на присяжного заседателя, терзавшего его вопросами во время судебного разбирательства на прошлой неделе, но быстро прервал себя: — Да пошел он ко всем чертям, этот присяжный! Лучше поговорим об Уолтере. Колоритная фигура, ничего не скажешь. Кстати, он какое-то время работал помощником судьи, с которой у меня была связь.
— Не понимаю.
— А что тут понимать? Среди судей иногда попадаются вполне приятные женщины. Впрочем, это длинная история.
— Представляю!
Женщина-полицейский в светящемся жилете поторопила их, чтобы они скорее покинули перекресток. Во второй половине дня, как обычно, поток машин стал гуще.
— Разумеется, ты тоже считаешь меня отъявленным бабником. Так вот, это просто игра, по крайней мере, сейчас. Пусть люди думают, что у меня каждый день новая женщина. Пусть. Это приятно возбуждает. И все. Ведь некоторым кажется, будто они в жизни пропускают нечто важное, что где-то там в данный момент происходит такое… — Он улыбнулся. — Ну а я им подыгрываю. Можешь не верить, но когда Рейни заболела, я перестал ей изменять. Сам не понимаю почему. Было, все было, чуть ли не прямо после свадьбы. А тут раз, и как ножом отрезало. — Робби пожал плечами. — Мне вдруг это показалось противным, грязным. В общем, предательством. Хотя все равно я скоро овдовею.
Теперь Ивон была рада, что не видит его глаз. Откровения Робби порой сильно сбивали с толку. Она не знала, что ответить.
— А зачем ты ко мне все время клеишься? Тебе приятно мое унижение? Только не говори, что это тоже игра.
— Вот здорово! «Унижение». «Бесчеловечность». Давай же, выдай все остальные хиты Глории Стайнем[18] . Просто удивительно, почему некоторые женщины воспринимают внимание мужчины, как унижение? Какая глупость!
— Смотря в какой форме он это внимание выражает.
— Да глупость все это. — Робби сжал губы. — Вряд ли ты когда-нибудь встретишь мужчину, который любил бы женщин больше, чем я. Они для меня — самые лучшие существа на свете. И не только в горизонтальном положении. Понимаешь? Женщины — это соль земли.