— Судья! — визгливо кричит Томми. — Что он мелет? Это абсолютно не относится к делу.
За его спиной я замечаю фигуру Рэймонда Хоргана, который находится по ту сторону прозрачной перегородки. Он тоже встает со стула, словно я нуждаюсь в намеке. Мгновенно оценив обстановку, в которой конечный расклад может оказаться неблагоприятным, Хоби делает несколько шагов вперед и оказывается прямо перед скамьей.
— Ваша честь, это называется дискредитацией. Хардкор сказал, что он никогда не говорил о деньгах с сенатором Эдгаром.
Уже одного этого достаточно, чтобы понять, куда он клонит.
— Насколько я помню, вы собирались отыскать иной мотив, — напоминаю я Хоби.
Уличенный повторно, Хоби смотрит на меня с видом нашкодившей собаки. Тем временем я листаю судейскую книгу, проверяя вчерашние записи: «Хардкор отрицает предложение взятки». Я прошу Хоби поторопиться.
Он повторяет вопрос:
— Вы говорили Хардкору и Ти-Року, что могли бы добиться выделения им средств со стороны партии? Да или нет?
— Да, — смиренно отвечает Эдгар.
Репортеры наперегонки строчат в своих блокнотах.
— И они с презрением отвергли предложение, не так ли?
— Да, это выглядело как отказ. Что касается презрения, то все зависит от интерпретации. В действительности же они сказали, что поверят, лишь когда увидят деньги.
— И тогда, сенатор, вы обратились в комитет ПДФ с просьбой выделить деньги на политизацию этой уличной банды?
Подобно прожектору, вспыхивающему в нужный момент, Рэймонд Хорган опять встает. Увидев это, Томми следует его примеру.
— Судья, это уже становится смехотворным, — говорит Томми.
Хоби, стоящий перед скамьей, жалобно простирает ко мне руки:
— Еще пара вопросов.
Лойелл Эдгар повернулся вместе с креслом на девяносто градусов и теперь с тревогой наблюдает за мной. Каково же будет мое решение? Непроизвольным движением он подносит руку ко лбу и потирает его, а его голубые глаза, загадочные, как лунные камни, светятся жалобным блеском, в котором можно угадать призыв о помощи. Я тут же приказываю себе оставаться непоколебимой, не поддаваться никакому чувству жалости, если таковое вдруг во мне заговорит. «Я думал, что она его хорошая знакомая», — звучат у меня в голове слова Туи.
— Хорошо, но только два, — отвечаю я.
Мольто хлопает себя по ляжкам и в отчаянии поворачивается сначала к Руди, а затем к Хоргану. В зале слышится жужжание голосов. Зрители перешептываются и иногда переговариваются вполголоса. Энни ударяет своим молотком.
— Продолжим, — произношу я.
Сюзанна снова зачитывает предыдущий вопрос:
— Просил ли Эдгар денег у ПДФ?
— Да. Однако я не конкретизировал суть запроса, то есть я не объяснил, для чего именно нужны эти деньги. Я сказал, что мне нужно профинансировать один организационный проект, над которым я работал в рамках своей собственной кампании.
— И вы получили деньги?
— Да.
— И сколько же?
— Десять тысяч долларов. — Хоби поворачивается ко мне своим широким лицом, чтобы посмотреть, какое впечатление он производит.
Все ясно. Чек. Однако некоторых звеньев в цепи все же не хватает. Мольто пока почему-то воздерживается от протестов. Вместо этого они с Руди шепчутся о чем-то, склонив друг к другу головы.
— И вы придумали, как передать деньги лидерам «УЧС»?
Эдгар подпирает рукой подбородок опущенной головы. Мучения для него все еще не кончились. Он уже не может различить ничего в зале суда. Одни голоса.
— Поскольку чек предназначался для моей кампании, необходимо было обналичить его и доставить деньги «УЧС».
— И кого вы попросили сделать это?
— Сына.
— Обвиняемого, проходящего по этому процессу, Нила Эдгара?
— Да, обвиняемого.
На столе у Хоби лежит конверт, который отдал ему Хорган. Хоби наклеивает на чек стикер. Вещественное доказательство защиты № 7. Он шлепает им о барьер свидетельского места, и Эдгар опознает чек на десять тысяч долларов, полученный им от ПДФ. Хоби спрашивает, индоссирован ли он. Эдгар медленно достает из внутреннего кармана другие очки, для чтения, надевает их вместо первых и смотрит на чек. Затем возвращает его Хоби.
— Чек индоссирован.
— И чьи же подписи здесь стоят?
— Моя, а под ней — Нила.
— Стоит ли там штамп кассира, отмечающий факт получения денег?
— Да.
— Есть ли на передаточном поле чьи-либо инициалы?
— Да, есть.
— Чьи?
— Нила.
— Есть ли на штампе дата?
— Седьмого июля.
Хоби подходит к столу обвинения и показывает рукой на картонный ящик с доказательствами. Сингх подает ему вещдок обвинения № 1 — синий полиэтиленовый мешок с двумя пачками денег.
— Перед тем как вы с Нилом договорились, что он обналичит чек, как ранее и предполагалось, у вас с ним был разговор именно седьмого июля?
Томми заявляет протест на том основании, что это показание со слов. Я отклоняю протест, так как разговор касался будущих действий Нила.
— Да, мы побеседовали об этом.
— Вы видели когда-нибудь Нила с синим полиэтиленовым мешком, подобным этому, вещдоку обвинения № 1А?
— В такой упаковке доставляется подписчикам «Трибюн». Насколько мне известно, он получает «Трибюн».
— Он имел при себе такой пакет седьмого июля, когда вы передали ему чек?
Эдгар опять опускает голову, правда, ненадолго.
— Мне хотелось бы ответить утвердительно на этот вопрос, — говорит он. — Но я не могу в точности припомнить.
— Хорошо, сэр. Тогда скажите, Нил когда-либо говорил вам, что отвез деньги Хардкору?
— Судья, — запинаясь, произносит Томми, — вопрос требует показания со слов.
Хоби тоже понимает это и снимает вопрос.
— Хорошо, сенатор. А теперь давайте внесем ясность в один немаловажный вопрос. У Нила имелось когда-нибудь на каком-либо банковском счете десять тысяч долларов, о которых вам было бы известно?
— Нет.
— А вообще он брал у вас деньги в долг, скажем, время от времени?
— В прошлом довольно часто. Особенно до того, как устроился на работу. В последнее время это бывало гораздо реже.
— А о каких суммах идет речь?
— Пятьдесят долларов. Сто. Пятьсот, когда ему нужно было заплатить страховку за квартиру.
— Отлично! — Хоби с торжествующим видом прохаживается перед своим столом. Все идет как по маслу. Он уже ухватил за хвост птицу удачи и не намерен выпускать ее из рук.