– Я думал, у вас все в порядке, – говорю я.
– У меня и так все в порядке. Университетские дела меня не колышут.
– А как на это смотрит ваш отец?
Марти пожимает плечами:
– Он, конечно, не в восторге. Особенно разозлила его тройка по английскому. Это удар по его самолюбию. Правда, он все объясняет тем, что год был тяжелый… А в университет я вернусь. Посижу над физикой и английским и вернусь.
Стоять у квартиры, где убили его мать, и запросто болтать с человеком, который, по общему мнению, и совершил убийство, – по меньшей мере странно. На секунду даже мелькнула мысль: знает ли он, что произошло. Но на его уведомлении есть надпись: «Народ штата против Сабича». Нет, он не может не знать о предъявленном мне обвинении. Да и отсутствовал он совсем недолго.
Мои размышления прерывает приход Кемпа. Я слышу его шаги на лестнице. Он с кем-то горячо спорит. Оказывается, это верзила Том Гленденнинг, полицейский, которого я всегда недолюбливал. Расист из расистов. С черными, желтыми и прочими цветными он не церемонится. Вся его жизненная философия сводится к тому, что он родился белым и стал полицейским. Для него я тоже вроде как иностранец.
Кемп доказывает, что Гленденнинг не имеет права входить в квартиру, пока мы ее осматриваем. Тот говорит, что понял приказ Мольто по-другому. Наконец достигается договоренность: Том спустится вниз и позвонит по телефону-автомату, чтобы это уточнить.
Тем временем я знакомлю Марти с Кемпом.
– Позвонил я, – говорит вернувшийся Гленденнинг. – Полиции не входить – этот судья так распорядился.
Слово «этот» он произносит таким образом, что становится понятно, что он думает о Ларрене Литле. Кемп закатывает глаза. Он неплохой юрист и причисляет себя к интеллектуальной элите. Когда считает человека бестолочью, не скрывает этого.
Дверь опечатана ярко-оранжевой лентой, на которой написано: «Место преступления. Посторонним вход воспрещен. Опечатано по решению Верховного суда округа Киндл». Замочные скважины забиты пластиковыми пробками. Гленденнинг ножом перерезает ленту, но над пробками приходится потрудиться. Потом достает из кармана связку Каролининых ключей с прикрепленной к ней красно-белой биркой, означающей, что это вещественное доказательство. В двери два замка: врезной и щеколда. Каролина любила чувствовать себя в безопасности.
Отперев замки, Гленденнинг, не говоря ни слова, начинает поочередно обыскивать нас. Это для того, чтобы мы ничего не подкинули. Я отдаю ему бумаги, которые держал в руках. Он велит достать наши бумажники. Кемп начинает было протестовать, но я жестом прошу его не делать этого.
– Вот это да! – восклицает Марти, первым входя в квартиру матери. – Сколько тут всякого барахла. Что мне с ним теперь делать?
– Эй, парень! – кричит ему вслед Гленденнинг. – Ничего трогать нельзя. Ничего, понял?
Марти кивает, входит в гостиную, подходит к окну. Воздух в квартире тяжелый, спертый, нагретый летней жарой. Чувствуется неприятный запашок, может быть, от гниющих остатков пищи. Всю прошлую неделю температура держалась на отметке до тридцати градусов.
Я не верю в привидения, но как-то тревожно снова находиться здесь, где бродят тени прошлого. По спине пробегает холодок. В комнатах ничего не тронуто. В гостиной – перевернутый стол и стул. На стеклянном столике у дивана лежит обтянутая бархатом шкатулка, которую я подарил Каролине. Однажды во время слушания дела Макгафена мы зашли с ней в магазин Мортона, и ей понравилась эта вещица. Красный дракон на китайской ширме в спальне смотрит на меня горящим взглядом. В коридоре на светлом паркетном полу – обведенные мелом очертания тела Каролины. «Господи! – думаю я. – Господи, угораздило же меня».
Кемп дает мне пару резиновых перчаток. Они, собственно говоря, не нужны, но Стерн настоял на том, чтобы мы их здесь надели. У нас и без того хватает разговоров с Мольто по поводу пальчиков.
Я останавливаюсь около домашнего бара. Он рядом с окошком в кухню. Я видел это место на фотографии, но хочу убедиться и пересчитываю стаканы, стоящие на полотенце. Двенадцать штук. На одном из них обнаружены отпечатки моих пальцев. Я пересчитываю еще раз. Двенадцать.
Подходит Джейми, шепчет:
– Где она их держала, черт побери? – Он имеет в виду противозачаточные средства.
– Посмотри в туалете. Там шкафчик для лекарств и коробка с косметикой, а я зайду в спальню.
Там первым делом заглядываю в шкаф, узнаю платья, которые видел на Каролине, ощущаю ее запах. Стараюсь сдержать волну накативших чувств.
На низеньком столике в стиле времен королевы Анны стоит телефон. В ящике ничего нет, кроме колготок. Отодвигаю их, вижу тоненькую записную книжечку в светло-коричневом переплете из телячьей кожи. Полиция всегда чего-нибудь не заметит. Не в силах побороть любопытство, раскрываю книжицу. Открываю страницу на букву «С». Ничего. Смотрю на «Р». Здесь записаны мои телефоны – служебный и домашний. Удостоился такой чести. Номера Реймонда нет, как нет и на странице на «X». Записан телефон с пометкой «Т.М.». Это, конечно, Томми Мольто. Мне приходит мысль посмотреть имена ее врачей. Открываю соответствующую страницу. Так и есть. Быстро записываю на клочке бумаги имена и прячу в карман. В коридоре слышатся шаги. Может быть, Гленденнинг, осмелившийся нарушить запрет чернокожего судьи? Я переворачиваю сразу несколько страниц, чтобы он не узнал, что именно я высмотрел. Но оказывается, это Марти идет по коридору.
Телефонная книжка открылась на букву «Л». На верхней строчке написано: «Ларрен». Пониже три его номера. Теплая компания собралась тогда в Северном филиале, думаю я, все они здесь, миленькие. Смотрю на «Н», на «Д», даже на «Ч». Однако Нико нигде нет. Я засовываю книжку обратно под колготки.
В дверях появляется Марти:
– Странное все-таки ощущение, правда?
Я угрюмо киваю.
– Пойду постою на лестничной площадке.
Я же дал ему понять, что его здесь никто не держит, но до парня плохо доходит.
Кемпа я нахожу в гостиной.
– Ничего здесь нет. Никакого противозачаточного средства. Даже коробка́ от колпачка нет. Где женщины прячут такие вещи?
– Понятия не имею. Барбара держит их в верхнем ящике трюмо. О других не знаю.
– Химик-эксперт утверждает, что на трупе обнаружен контрацептивный крем. Откуда же он взялся? Разве что его выкрали отсюда.
– Это, наверное, я его захватил, заодно с колпачком. – У меня уже вошло в привычку вслух рассуждать от первого лица о том, что может сказать обо мне Нико. Джейми считает такой прием забавным.
– И зачем же ты это сделал?
На секунду-другую я задумываюсь.
– Вероятно, затем, чтобы его никто не нашел.
– Никакой логики! Все говорит за то, что ее не насиловали. И вообще, какая разница, чего она хотела, когда сама легла в постель?