В первый раз за эти дни я теряю самообладание. Из груди вырывается стон. Кемп кладет ладонь на мою руку.
– «Ты мой ангел», – шепчу я, – надо же такое придумать.
Сэнди бросает на меня суровый взгляд.
– Я закончил, – вдруг говорит Нико и садится.
– Приступим к перекрестному допросу, – объявляет Ларрен.
Едва встав с места, Сэнди начинает говорить. Лицо его строго.
– На кого вы сейчас в прокуратуре работаете, мисс Мартинес?
– Как это – на кого работаю?
– Чьи бумаги печатаете? У чьих телефонов дежурите?
– Я теперь работаю с мистером Мольто.
– С этим джентльменом? С одним из обвинителей? – Евгения кивает. – Когда мистеру Сабичу пришлось взять отпуск из-за этого судебного расследования, мистер Мольто занял его должность – верно я понимаю?
– Совершенно верно, сэр.
– Эта должность считается в прокуратуре высокой и влиятельной – так?
– Человек, занимающий эту должность, у нас второе лицо.
– Ваша честь, – говорит Сэнди, – свидетельница является подчиненной мистера Мольто и не может быть объективной. Я требую отвода.
Ларрен улыбается, но отвод отклоняет. Судебный стенограф зачитывает вопрос, и Евгения отвечает на него утвердительно. В своем вступительном слове Сэнди лишь коснулся выборов и смены руководства в прокуратуре. Это его первая попытка поднять вопрос о соперничестве из-за должности заместителя окружного прокурора.
– В ходе расследования по делу мистера Сабича не просил ли мистер Мольто ответить на вопросы о характере отношений между мистером Сабичем и мисс Полимус?
– Я не совсем понимаю, сэр.
– Вы беседовали в мае с сотрудником Гленденнингом.
Том сидит за столом обвинения. Он в форме.
– Беседовала, сэр.
– Вы, разумеется, знали, что мистер Мольто придает особое значение расследованию по делу мистера Сабича?
– Догадывалась.
– И тем не менее, мадам, вы не сказали сотруднику Гленденнингу, что слышали, как мистер Сабич назвал мисс Полимус «мой ангел». – Сэнди говорит это с подчеркнутой холодностью. В руках у него докладная Гленденнинга, и он готов уличить свидетельницу в даче ложных показаний.
Евгения понимает, что попалась. Она растерянно оглядывается, плечи у нее обвисают. Бедная, не сообразила, что защита разузнает, что она говорила прежде.
– Да, сэр, не сказала.
– Вы не сказали сотруднику Гленденнингу, что мистер Сабич говорил мисс Полимус ласковые слова, – правильно я понимаю, мадам?
– Правильно, сэр. – Я сотни раз видел у свидетелей такой жалкий вид. – Я ему ничего не сказала.
Сэнди подходит к Евгении поближе:
– Мадам, разве пять минут назад вы не утверждали, что мистер Сабич назвал мисс Полимус «мой ангел»?
Евгения выпрямляется, изображая неприступность.
– Ничего такого я не утверждала, – говорит она громко.
Некоторые присяжные смущенно отворачиваются, один смеется.
– Та-ак… – протяжно произносит Сэнди тоном, не предвещающим ничего хорошего. – Скажите, мисс Мартинес, когда теперь звонят мистеру Мольто, вы слушаете его разговоры?
– Нет, – презрительно отрезает Евгения.
– Вам, конечно, приходится послушать, кто звонит, и ни секунды дольше, не правда ли?
Евгения стоит перед выбором: либо говорить, что не слышала, какими словами мы обменивались с Каролиной, либо признать, что подслушивала наш разговор. Она хорошо знает служебные порядки. В результате такого признания она потеряет теплое местечко.
– Значит, все, что вы слышали, вы услышали за одну-две секунды?
– Верно, сэр.
– Но вы сказали, что мистер Сабич и мисс Полимус «обменивались любезностями». Разве это не ваши слова?
– Мои, сэр.
Сэнди подходит к Евгении поближе. У Евгении крупные черты лица, всегда недовольного, и весит она килограммов восемьдесят. Даже нарядившись для выхода в люди, она производит невыгодное впечатление. Ее кричащее платье слишком тесно и туго облегает пышные формы.
– Эти ваши слова основываются на собственном опыте? – говорит Сэнди с каменным, как у игрока в покер, лицом, но кое-кто из присяжных улавливает намек и улыбается. Только у убийцы бывают такие холодные глаза, как сейчас у Евгении.
Сэнди не ждет ответа.
– Вы говорите, что разговор о встрече на квартире мисс Полимус происходил в сентябре?
– Да, сэр, в сентябре.
– А вы не припоминаете, что мистер Сабич и мисс Полимус в то время вместе вели одно дело?
– М-м… – тянет Евгения.
– Неужели не помните? «Дело миссис Макгафен»? Она издевалась над своим маленьким сынишкой – сдавливала ему голову тисками, прижигала ягодицы сигаретой. Неужели не помните, что мистер Сабич добился сурового наказания этой… – Сэнди умолкает, словно бы подыскивая слово, – …этой женщине.
– А-а, что-то было в этом роде, припоминаю.
– В своих разговорах с мистером Мольто вы не вспоминали тот процесс?
– Я протестую!
Ларрен задумывается.
– Я снимаю вопрос, – говорит Сэнди. Он достиг своего. Мольто сегодня явно не везет. У него есть ярлык от вещественного доказательства, но нет самого предмета. Он подбил свидетельницу на дачу ложных показаний.
– Мисс Мартинес, вы, случаем, не помните, какая у нас была погода в прошлогодний День труда и ближайшие к нему дни?
Евгения хмурит брови. Ей порядочно досталось от этого строгого адвоката, поэтому она старается правильно ответить на вопрос, тем более что вопрос пустяковый.
– Жутко жарко было, до тридцати пяти градусов доходило.
– Верно… Скажите, помещение прокуратуры снабжено кондиционером?
Евгения фыркает:
– Снабжено, если верить хозяйственникам.
По залу прокатываются смешки. Смеется судья, смеются присяжные, смеется публика. Даже строгий адвокат улыбается.
– Полагаю, что в такую жару вы на работе не задерживаетесь?
– Само собой.
– А вот прокурорам приходится задерживаться, когда у них процесс, не так ли? – Евгения настораживается. – Думаю, вам не раз приходилось наблюдать, что заместитель окружного прокурора засиживается по вечерам, чтобы подготовиться к заседанию суда на следующий день.
– Да, он засиживался.
– Мадам, а где душным вечером предпочли бы работать вы сами – в прокуратуре или там, где есть кондиционер?
– Протестую, – говорит Нико.
– Протест отклоняется.