– Ты же это знаешь, мен. Чего мне голову морочишь?
– Леон, – спокойно говорит Лип, – ты слышал мой вопрос.
– Ну да, отвалил, пятнадцать сотен.
У меня заколотилось сердце.
– Участвовала ли в этом молодая женщина – та, что по надзору служила? Каролина? – задаю я первый вопрос.
Леон смеется:
– Была – можно сказать и так.
– Что значит «можно сказать»? Не улавливаю.
– Чего крутишь, мен? Эта сучка все и провернула. Я, говорит, могу тебе помочь. И запросто помогла. Бьюсь об заклад, что она это сто раз делала. Знала когда, кому и сколько. Ловкая дамочка, факт.
Я тоже сажусь на корточки перед Леоном.
– И она присутствовала при этом?
– Еще бы! Я прихожу, а она: «Как дела? Присаживайся». Все чин-чином. А потом тот мужик начал говорить.
– Ты его видел?
– Не-е. Когда я пришел, она сказала, чтобы я не оборачивался и делал, что он велит.
– И он велел положить деньги на его стол?
– Не-е, у его стола я стоял. Велел положить в другой стол, в верхний ящик.
– В другой стол, прокурору?
– Точно.
– Выходит, ты дал взятку прокурору? – спрашивает Лип.
– Ты что сдурел, мен? Буду я давать какой-то мелюзге. Чего он может? Баксы возьмет, а потом скажет: не могу, брат, не получается. Знаем мы такие штучки.
Лип смотрит на меня. Он еще не понял, а до меня дошло. Наконец-то я понял.
– Так кто же это был?
Леон кривит рожу – неужели трудно догадаться…
– Судья, Лип, – выдыхаю я. – Он судье дал, верно?
– Ну да, нашему брату, черному, – кивает Леон. – Это точно он у меня за спиной стоял. Я узнал его голос, когда в суде был. – Леон щелкает пальцами, стараясь вспомнить имя. Но в этом уже нет необходимости. Имя значится на распоряжении о прекращении дела, копию которого я вытащил из кармана. И подпись знакомая, за последние два месяца я ее раз двадцать видел. Четкая подпись – как все, что делает Ларрен Литл.
– Такой вот расклад, – задумчиво говорит Лип.
Стрелка часов приближается к пяти. Мы с Липом сидим в круглосуточном ресторанчике «Уолли» на берегу реки, который когда-то славился своей выпечкой, но теперь сеть аналогичных заведений подчинила себе рынок.
– Такой вот расклад, – повторяет Лип. – Ларрен спит с Каролиной и берет взятки, потом делает ей подарки, чтобы она давала, так?
Лип взвинчен. По пути сюда он остановился у знакомой забегаловки и вышел оттуда с четвертинкой грушевого бренди. Он выпил его залпом, точно это была кока-кола.
– Господи, – говорит он, – до чего же иногда противно быть полицейским.
Я качаю головой. Я не знаю деталей. Единственное, в чем я убедился за последний час, это то, чего не хотел сказать мне на прошлой неделе Кеннили. Что Ларрен брал взятки. Что многие полицейские подкуплены.
– Как начет Мольто? – спрашивает Лип. – Думаешь, он замешан?
– Не думаю. Ни в каком треугольнике Ларрена не вижу. Третий – он всегда лишний. Нико и Мольто, конечно, приударяли за Каролиной. Она, вероятно, иногда просила Нико отложить какое-нибудь дело в долгий ящик или вообще ничего с ним не делать, и он шел навстречу. Здорово, видимо, в нее втрескался, как и многие другие.
Нико своих симпатий не афишировал. У него всегда все шито-крыто, как и положено у католиков, а неразделенная страсть была хорошим топливом для суетливой натуры Мольто.
Мы проговорили с Липом целый час. Проголодались и заказали вареные яйца. Перед восходом солнца над рекой разливался сказочно красивый розоватый рассвет.
Я вдруг подумал кое о чем и безудержно расхохотался. Я никак не мог остановиться. Мысль, что пришла мне в голову, вовсе не смешна. Но уж слишком долгими и насыщенными странными событиями были последние часы.
– Ты чего? – удивляется Лип.
– Сколько тебя знаю, а об этом никогда не думал.
– О чем?
Я снова давлюсь от смеха.
– О том, что ты носишь при себе пистолет.
Облачившись в пижаму, я подхожу к кровати. Барбара поворачивается ко мне.
– Ты уже встаешь? – Она щурясь смотрит на часы – на циферблате 6.30. – Не рановато ли?
– Нет, только ложусь.
Барбара приподнимается, опираясь на локоть, и вопросительно смотрит на меня. Я отмахиваюсь: ничего, мол, особенного, потом расскажу. Я боюсь, что не усну, но через несколько минут проваливаюсь в глубокий сон. Мне снится отец в тюрьме.
Барбара не будит меня до последней минуты, так что мы собираемся наспех. На мосту образовалась порядочная пробка, и мы приезжаем в суд, когда заседание уже началось. Перед судьей стоят оба обвинителя и Кемп. Речь держит Нико. Выглядит он усталым и говорит с излишней горячностью.
Я сажусь рядом с Сэнди. Барбара успела предупредить его по телефону, что мы задерживаемся, однако дипломатично умолчала о причине. Мне пришлось объяснить Сэнди, что мы оба здоровы и у нас все в порядке. Он, в свою очередь, рассказывает, что происходит.
– Обвинители в отчаянии – расскажу об этом поподробнее в перерыве. Короче говоря, они хотят, чтобы Мольто выступил свидетелем.
Ясно, что Нико говорит именно об этом. Когда он закругляется, Ларрен односложно роняет: «Нет».
– Ваша честь…
– Мистер дель Ла-Гуарди, мы обстоятельно обсудили это в первый же день процесса. Мольто не будет давать показания.
– Да, но мы не предполагали…
– Мистер дель Ла-Гуарди, если мистер Мольто выступит свидетелем, то я буду обязан немедленно объявить, что судебное разбирательство проходило с нарушением процессуальных норм. В самом начале процесса мистер Стерн спросил, будет ли давать показания мистер Мольто, и вы ответили: «Нет, ни под каким видом».
– Ваша честь, вы сами заявили, что если защита будет настаивать на своей версии, будто дело сфабриковано, то нам будет предоставляться относительная свобода действий.
– Я поставил бы под сомнение профессиональную проницательность мистера Стерна, если бы предположил, что он выдвинул эту версию без достаточных на то оснований. Да, я говорил об относительной свободе действий, но я тогда не знал, что главное вещественное доказательство, главная улика, которую последним видел мистер Мольто, исчезнет. Я тогда не знал, что мистер Мольто и патологоанатом исказят результаты вскрытия и анализов. Я все еще размышляю над тем, как мне быть с мистером Мольто, но одно знаю твердо: давать показания он не будет, и точка. Какой еще вопрос вы хотели бы затронуть?
Нико молчит, опустив голову. Потом выпрямляется и поправляет пиджак.