— Ну а я-то чем виновата?
Он открыл пакетик, принюхался, улыбнулся.
— Думаю, самое время расширить наши коммерческие отношения.
— Нет.
— Нет — это всегда плохой, глупый ответ.
— А мне плевать.
— Напрасно.
— Я сказала: плевать. Это нечестно.
— Нечестно? — усмехнулся он. Потом лицо его сразу стало очень серьезным. — Ничего просто так не бывает. На все есть свои причины, каждое решение имеет особый смысл. У каждого из нас своя судьба.
— Раз вы всегда так говорите, значит, дурак вы, больше никто.
— Ладно. Запомню это. А ты пока подумай хорошенько. Выбор есть всегда. Подумай о своей судьбе.
От воспоминаний ее пробудил тихий стон. Голос мужской и принадлежит явно не тому придурку, что живет за стенкой. Она всмотрелась в темноту. И увидела, что Тео лежит с открытыми глазами.
— Ну, как голова? — спросила она.
Он лежал на спине, тело распростерто на кровати, точно высыхающая оленья шкура. Руки и ноги прикованы наручниками к спинкам. Тео пытался что-то сказать, но не получилось — из-за кляпа во рту.
Катрина подошла и осмотрела большую багровую шишку над его левым глазом. От нее глаз казался полузакрытым. Тео вздрогнул от боли, хотя она едва коснулась его лица.
— Сам свалял дурака, — проворчала Катрина. — В следующий раз, когда вздумаешь бежать, пристрелю тебя, вот и все.
Челюсти его напряглись, но из-под кляпа не донеслось ни звука.
Она вернулась в кресло, положила пистолет на колени.
— Наверное, думаешь, как долго я еще буду держать тебя здесь?
Сердитое фырканье было единственным ответом.
— Я скажу. До тех пор, пока не решу, что делать дальше. Дело в том, что, если я не убью тебя, они меня убьют. Придут, найдут тебя и выполнят за меня всю работу. Так что в твоих же интересах вести себя прилично и ждать, пока я что-нибудь не придумаю.
Теперь он дышал спокойнее. Приступ гнева прошел.
— Знаю, тебе очень хочется, чтобы я вынула кляп. И потом ты довольно долго провалялся без сознания, так что наверняка просто умираешь, до чего хочется в туалет и ванную. Кивни один раз, если обещаешь вести себя прилично.
Он заморгал, потом кивнул.
— Ладно, так и быть. — Катрина подошла, остановилась у края постели. Прицелилась из пистолета прямо ему в голову и сказала: — Только попробуй выкинуть какой-нибудь номер — сразу мозги вышибу.
Затем достала из кармана ключ и расстегнула наручники на левой руке. А затем подставила ведерко для льда.
— Перевернись и пописай сюда.
Он одарил ее гневным взглядом сверкающих глаз. Точно говорил: Да ты, должно быть, шутишь!
— Давай делай, или сейчас уберу.
Он неловко повернулся на один бок, расстегнул ширинку и начал мочиться. Струя с таким напором ударила в ведро, что она испугалась: неужели понадобится второе? Но вот наконец он закончил. Откинулся на спину, и Катрина снова защелкнула наручники на его левой руке.
— Пить хочешь? — спросила она.
Тео кивнул.
— Ну смотри, если будешь орать… — Она прижала ствол пистолета ему ко лбу.
Потом запустила руку за голову, ослабила узел и вытащила кляп. Свободной рукой поднесла чашку с водой ко рту. Тео пил с жадностью. Вот наконец оторвался от чашки и задвигал губами — видно, старался избавиться от онемения. И тут же болезненно поморщился. Очевидно, движения лицевых мышц отдались болью в ране на голове.
— Черт побери, девочка. Ну ты и здорова лягаться…
— Кто тебе делал эту красоту? — спросила Катрин, разглядывая татуировки на его теле.
Он смутился. Потом его осенило:
— Ты сидела, что ли?
— Можно сказать и так.
— За что?
— Тебе какое дело?
— Так просто. Любопытно.
Над головой возобновилось равномерное поскрипывание кровати. Катрина выразительно подняла глаза к потолку. Тео истрактовал это по-своему.
— Проституткой, что ли, была?
— Нет. Могла стать, но отказалась.
— И за это тебя упекли за решетку? За то, что отказалась? Что-то я не врубаюсь. — Поскрипывание прекратилось. Какое-то время Тео лежал молча, устремив взор к потолку. — Если честно, я ничего не понимаю. Ты информатор, работаешь на правительство. Если вдруг кто-то заставляет тебя сделать нечто такое, чего не хочется, просто идешь в полицию, и все дела.
— Все не так просто.
— Идешь и говоришь, что ситуация вышла из-под контроля. Что кто-то хочет пришить меня, иначе пришьют тебя.
— Не могу.
— Почему?
— Потому что, если пойду в полицию и расскажу, в какое влезла дерьмо, меня уволят.
— Вот именно. И проблема решена.
— Ничего-то ты не понимаешь. — Она отвернулась. Взгляд упал на красновато-коричневое пятно высохшей крови на ковре. — Есть такая старая русская поговорка, — рассеянно пробормотала она. — Нет ничего слаще мести.
— А при чем здесь звонок в полицию?
— Если меня вышибут с работы, я потеряю надежду испытать этот сладкий вкус.
Он смотрел на нее, пытаясь сообразить, по какому счету стремится отплатить девушка с встревоженными карими глазами.
— По части мести я настоящий мастак. Так что если нужна помощь…
— Нет. Я сама.
Он кивнул, затем пожал плечами, отчего зазвенели цепочки наручников.
— Смешно.
— Что тебя так веселит?
— Когда мне было пятнадцать, знаешь, о чем я мечтал? Чтобы меня похитила красивая девчонка, непременно латиноамериканка.
— Мечта сбылась, но ты, похоже, не в восторге?
— Нет.
— Знаешь, должна разочаровать тебя, друг. В жизни такое случается сплошь и рядом. — Она сунула кляп ему в рот и завязала узел сзади на шее.
Из дома Тео Джек отправился прямиком в «Спарки». Было уже довольно поздно, но толпа в заведении продолжала ловить кайф. Из динамиков лилась музыка в стиле кантри, группа фанатичных поклонников Гарта Брукса кружила своих девушек в танце.
«Стоило Тео исчезнуть на один день, и заведение уже кишит белыми батраками».
«Спарки» был того рода заведением, где выпивка подавалась бесплатно, зато все остальное — за приличные деньги. На протяжении всего дня здесь строились различные догадки о таинственном исчезновении Тео. За двадцать баксов официантка указала Джеку нужное направление.