Несколько позже Илья узнал, что Алексей Кондратьевич предложил было жене перевести Илью в коммерческое или техническое училище. Но Аделина Сергеевна резко ответила, что мальчика достаточно баловали, а теперь они не могут транжирить деньги — наследство их сыночка. Расходов у Карповских и в самом деле заметно прибавилось: роды оказались тяжелыми, здоровье матери и ребенка требовало длительного лечения за границей, куда они вскоре и отбыли.
Какие муки уязвленного самолюбия переживал Илья, он никому никогда не рассказывал. Только взгляд его из озорного превратился в затравленно-злобный. Но он ходил в училище, сцепив зубы, и, хотя ничего не учил, был в классе лучшим учеником — гимназических знаний хватало с лихвой. Он все еще воображал, что вот-вот подъедет карета, выбежит из нее Аделина Сергеевна, обхватит его, прижмет к себе, плача: «Мальчик мой милый, что же я наделала! Как могла!..» Он все еще верил, что она — его настоящая мама.
В тот день Илья возвращался из училища и столкнулся на улице с Зиночкой — своей Офелией. Он ужасно обрадовался, совсем забыв, что еще недавно не обращал внимание на девчонку. Но не успел он и заговорить, как маленькая воображала, оглядев его с ног до головы с холодным презрением, обошла по дуге и удалилась, не оборачиваясь. Еще бы: она — дочь учительницы, а он — сын кухарки!
Марта нашла мальчишку в темном углу комнаты, безутешно рыдающим. Ей не нужно было расспрашивать, что случилось. Гладя сыночка по светлым густым волосам, женщина тихо приговаривала:
— Не страдай ты так, Илюшенька! Ничего страшного, все наладится. Я так рада, что ты снова со мной, рядышком. А то, словно барчук, а не сыночек мне был. А барыня наша, Аделина Сергеевна, она ведь добрая, и господин Карповский тоже. Они тебя не оставят, помогать будут и дальше. Она ведь тебе крестная мать…
Илья вскинул мокрое от слез, перекошенное лицо.
— Твой сыночек? — спросил, заикаясь. — А она — крестная мать?
— Ну да.
Марта растерялась, но тут же снова протянула к нему руку. А Илья вдруг увидел голую правду — впервые до конца понял: он сын кухарки. И только! Холод сжал сердце и обжег щеки так, что слезы сами просохли. Он отшвырнул мягкую руку матери, и сказал тихо, раздельно:
— Не-на-вижу! Мерзкая дрянь!
Ласка не ушла из глаз Марты. Только губы дрогнули. И она прошептала с тяжким вздохом:
— Все минется, сыночек…
Но не минулось. Шло лето, Илья не ходил в училище. Но он знал, что и с наступлением осени туда не вернется. Дома он только ел и приходил затемно ночевать. Теперь он верховодил группой парней, отирающихся у портовых кабаков и притонов. Раньше они нападали на подвыпивших «клиентов», пытаясь их ограбить. Когда удавалось, а когда и получали отпор, а то и попадали в руки городовых. Теперь же они разыгрывали целые спектакли, главным режиссером и актером которых являлся Илья. И в результате «клиент», героически спасающий несчастного преследуемого парнишку, гордо и щедро одаривал его. Красиво и безопасно!
Однажды, когда стайка ребят на углу игорного дома ждала своего выхода, поглядывая на светящееся огнями парадное, перед ними мгновенно, как призрак, возник худощавый молодой мужчина — руки в карманах, шляпа сдвинута на затылок.
— Маркиз! — испуганно и взволнованно прошептал кто-то. Илья вскинул голову: о Маркизе он слыхал, но видел впервые.
— Это ты здесь верховодишь? — спросил Маркиз, глядя на него. — Доходили слухи. Пошли-ка, малец, со мной, хватит глупостями заниматься.
И повел мальчишку прямо в игорный зал. Так Илья стал учеником Маркиза — карточного игрока, очень ловкого и удачливого шулера. Тот быстро оценил все достоинства мальчишки, и скоро стал его использовать в своих махинациях. Они изображали братьев, причем очаровательный Илюшка, с наивным взглядом, правильной речью образованного мальчика неизменно вызывал полное доверие. А значит, обман удавался легко и красиво. Через три месяца Маркиз сказал ему:
— Все, в Петербурге мне уже оставаться опасно. Я поехал гастролировать. Ты — со мной?
— Конечно!
Илья чувствовал, что нашел свое призвание. Подобная жизнь очень ему нравилась. Маркиз спросил:
— А как же родители? У тебя, вроде, мать есть. Искать не станет?
— Никого у меня нет! — сплюнул сквозь зубы Илья. — Я сам себе хозяин.
— Вот и отлично! — обрадовался Маркиз. — Не боись! Жить будем, хоть и рисково, но с комфортом!
Так в четырнадцать лет Илья Круминьш отправился вояжировать по стране. Матерью и Карповскими он никогда больше не интересовался. Года через три он попался — так, по мелочи. В полиции стали выяснять, кто он есть. Выяснили и заодно сообщили ему, что мать его, Марта Круминьш, полгода как умерла. Услыхав это известие, симпатичный семнадцатилетний парнишка горько расплакался, закрыв лицо ладонями. Его отпустили, пожурив и посоветовав найти работу. Через пять минут Илья уже шел по улице, весело насвистывая. Его расстраивало только одно: полиции теперь известно его имя, он взят на заметку.
В Ростове-на-Дону вскоре после приезда к Маркизу пришли гости — два его давних приятеля. Они и предложили пойти отпраздновать встречу в знакомый бордель к мадам Ануш.
— Твой «братишка» с нами? — спросил один, подмигивая. — Красивый мальчик, девочки из-за него передерутся.
— Он у меня девственник, — усмехнулся Маркиз. — Впрочем, как сам захочет, так и сделает. Все мы когда-то начинали в первый раз.
Философские сентенции Маркиза вызывали у Ильи презрение, которого он никогда не выдавал. И теперь он улыбнулся застенчиво, притушив длинными ресницами блеск глаз. После паузы сказал:
— Поеду с вами. Интересно все-таки.
Мужчины весело захохотали, стали хлопать его по плечам. И уже в карете все продолжали это покровительственное похлопывание и давали советы новичку. Илюшка, которому не было еще и шестнадцати лет, делал вид, что слушает. Сам же думал о своем.
Больше года он крутился в криминальной среде. Чувствовал себя здесь как рыба в воде. Конечно, у него был авторитетный покровитель, но и сам «братишка» без брезгливости и страха общался и с мелкой шушерой, и с теми мрачными личностями, за чьими плечами висели убийства, грабежи, каторга. И уж каких только историй не наслушался о женщинах разных категорий — банжихах, марухах и биксах, о проститутках и сутенерах — шмарах и шмаровозах, и о других мерзких подробностях низкого разврата. Ему приходилось при этом и скабрезно ухмыляться, и дико хохотать, но испытывал он одно лишь отвращение. Никакого любопытства или желания самому приобщиться. Однако же не из высоких моральных чувств, совсем по иным причинам.
Мгновенное превращение из маленького принца в сына кухарки выплеснулось у мальчика в ненависть к женщинам, которые, как ему представлялось, обрекли его на страдания своею похотливостью. Марта, отдаваясь какому-то пожарнику, который и мужем ей не был, родила на свет его, Илюшу. Кто ее просил! Зачем ему нужно было рождаться ублюдком кухарки! Карповская — изысканная, благородная дама, уже не молодая, а тоже… ложится в постель, расставляет ноги, делает противные движения… А иначе, откуда бы взяться ее ребенку, испортившему ему всю жизнь!.. Или эта маленькая дрянь, Офелия: так и набивалась на поцелуи, а может, и платье готова была задрать. А потом прошла, отвернув от него лицо… Убил бы! И вообще, он теперь знает: все женщины предательницы по натуре и кошки по сути, которые только и мечтают, чтобы их драли, дрючили, долбили…