– Разумеется, о нем много говорят. Что-то припоминаю и об «автомобиле Святителя Николая». Но это было так давно…
– Значит, сюжет книги вам известен. – Вирхов откинулся на спинку кресла и забарабанил пальцами по столешнице. – Это уже не в вашу пользу.
– Но об автомобиле с иконой Николая Святителя известно и мне! – пришел на помощь другу Вернер. – Да и всякому образованному человеку, читающему петербургские газеты. Он несколько раз наезжал на одну и ту же даму. Об этом сообщалось в хроникальной колонке.
– У вас неплохие аналитические способности, Вильгельм Саввич, – сказал со значением Вирхов, – не от чтения ли уголовных романов полученные?
– Вовсе нет, уважаемый Карл Иваныч, – веснушчатый полковник позволил себе чуть улыбнуться, – я же служу в Главном артиллерийском управлении. И мне, так же как и вам, иногда приходится проводить экспертизы. Сопоставлять одно с другим, анализировать.
– Тогда вы мне сейчас и поможете, – предложил Вирхов. – Ваше мнение, коллега, я приму к сведению. Итак, что мы имеем? Мы имеем рукопись повести «Автомобиль Святителя Николая». На рукописи проставлено имя И. Холомковец. Читаю первую фразу: «Карл Фрейберг, известный в петербургских кругах как непревзойденный мастер криминального анализа, отложил в сторону „Санкт-Петербургские ведомости“ и обратился к своему другу и помощнику Антону Пиляеву: „Странно, очень странно… Автомобиль с изображением образа Николая Святителя мчится по улице как одурелый“…»
– Начало завлекательное, – заметил Вернер. – И вскоре должна появиться, догадываюсь, таинственная незнакомка.
– Она появится, не сомневайтесь, – ответил Тернов, слегка потерявший нить разговора, залюбовавшись синьориной Чимбалиони. Он с сожалением оторвал взгляд от ее пухленького колена, обтянутого тяжелым бархатом платья.
– Дело не в незнакомке, – продолжил Вирхов. – В рукопись рукой Сайкина внесены изменения. После изменений первая фраза выглядит так: «Шерлок Холмс, известный в лондонских кругах как непревзойденный мастер криминального анализа, отложил в сторону „Таймс" и обратился к своему другу доктору Ватсону: „Странно, очень странно… Автомобиль с фигуркой Иоанна Крестителя мчится по улице как одурелый"…» Вы понимаете, что это значит?
Полковник Вернер прикусил нижнюю губу.
– Полагаю, тогда должно быть изменено и название рукописи.
– Совершенно верно. – Вирхов поощрительно кивнул. – После сайкинской правки рукопись стала называться «Автомобиль Иоанна Крестителя». Вы мыслите в правильном направлении. Но это еще не все.
– Об остальном можно догадаться и без дедукции, – завершил Вернер. – Имя И. Холомковец перечеркнуто. И вместо него вписано Конан Дойл.
– С вашей помощью мы пришли к единственно возможной версии. – Вирхов удовлетворенно потер ладони. – Излагаю. Господин Холомков втайне от всех сочинил повесть, чтобы прославить короля петербургских сыщиков Карла Фрейберга. Выбрал себе псевдоним, весьма схожий со своей собственной фамилией. Отнес сам – или передал через знакомых – сочинение Сайкину. Однако книжный пройдоха решил, что с неизвестным автором можно обойтись весьма бесцеремонно. Кому интересны рассказы об отечественном сыщике? Ведь в России полиция и сыск – это все негодяи и ретрограды. А вот британские сыщики… Очередное расследование Шерлока Холмса, несомненно, привлечет большее внимание читателей и принесет громадные барыши. Тогда Сайкин своей собственной рукой поменял все российские названия и имена на английские, изменил название и имя автора и выпустил книжонку в свет. Издательский нюх его не подвел. Книжонка стала популярной – ею зачитываются и горничные, и интеллигентные дамы, и дамы из высшего света. Узнав в сем опусе свое собственное детище, господин Холомков понял, что Сайкин его обокрал. Тогда он начал звонить Сайкину и угрожать. Сигизмунд Суходел сообщил нам о некоем телефонном террористе, и, что особенно характерно, звонки раздались сразу после выхода в свет «Автомобиля».
– Ничего этого не было! – Холомков вскочил. – Я приходил совсем недавно с госпожой Малаховской в издательство и фотографировал Сайкина и иже с ним.
– Голубчик, не надо так волноваться, – осадил его Вирхов. – Я еще не завершил изложение версии. Итак, господин Холомков вознамерился застрелить негодяя Сайкина. Однако, немного поостыв, понял, что сам угодит на каторгу. Тогда он решил успокоить издателя и дождаться удобного момента, чтобы отомстить, но таким изощренным способом, чтобы самому уйти от ответственности. И такой момент наступил. Сайкин воспылал страстью к фройляйн, – Вирхов слегка наклонил голову в сторону забывшей о пахитоске синьорины Чимбалиони, – и снял квартиру в доме Рымши. К тому времени Сайкин уже не ждал от неудачливого писателя ничего дурного. Возможно, выплатил ему часть гонорара, который получил сам за мистера Конан Дойла. В тот роковой вечер господин Сайкин ожидал в своем гнездышке фройляйн. Возможно, в сопровождении господина Холомкова.
Обессиленный Холомков плюхнулся на стул.
– Это еще предстоит выяснить. Надеюсь, с вашей помощью, Илья Михайлович, – с ехидцей обратился следователь к изнемогающему обвиняемому. – Как бы то ни было, Сайкин сам открыл ему дверь, но вместо ночи сладострастия наступила для издателя последняя ночь. Скорее всего, Илья Михайлович под дулом пистолета заставил Сайкина попятиться и войти в гостиную, стал угрожать. У старика не выдержало сердце, он рухнул с кресла. Господин Холомков ничего не добился. В ярости он залил лицо умершего чернилами и разорвал над покойником злосчастную книжонку «Автомобиль Иоанна Крестителя». О, Илья Михайлович все предусмотрел. На случай, чтобы никто не мог установить его личность, он облачился в черный плащ с капюшоном. Может быть, и тот, который валяется на софе в его кабинете, якобы предназначенный для маскарада у д'Ассейна.
– Остается добавить, что господин Холомков принес с собой флакон с кислотой, чтобы запутать следствие, – добавил Тернов.
– Мало нас котелок путал, – подхватил Вирхов, – его сам Сайкин имел в тайничке. А вынул, ожидая прихода прелестницы, чтобы подкрепить свои мужские силы – медики знают, что сельдерей с солью способствует тому. Не обошлось и без толченого кактуса, подарка Суржикова.
– Как интересно! – синьорина Чимбалиони всплеснула пухленькими ручками. – И все из-за меня! Илья Михайлович, если вы укокошили старого развратника, я прощу вам книжонку, будь она неладна. Я вас прекрасно понимаю – мало того, что он отнял у вас имя, славу и гонорар, так еще вздумал состязаться с вами на любовном фронте! Это уж совсем ни в какие ворота! Для меня созданы вы!
Устав от долгого монолога, Вирхов обмахивался вынутым из кармана платком и в продолжение неуместной тирады циркачки не сводил глаз с почти изобличенного преступника, замечая на его прекрасном лице смену разнообразных чувств: досаду, возмущение, гнев, растерянность, отчаяние…
– Плащ мы взяли с собой. Не сомневаюсь, что при обыске мы найдем в вашем доме и оружие, – сказал Вирхов. – Нет сомнения, что, опросив вашу прислугу, узнаем и имя того, чьей рукой переписано ваше сочинение.