— Конечно! Пойдёмте, я провожу вас в её номер.
Они не стали вызывать лифт, поднялись на второй этаж по широкой, устланной ковром лестнице. На их стук резковатый, явно раздражённый женский голос крикнул: «Антре!»
«Истинная парижанка» — сразу подумал Викентий Павлович, увидев хозяйку номера люкс. Мадам Аржен явно ещё не было тридцати лет. Невысокая, гибкая, не красавица, но блестящие глаза, пухлые капризные губки и живая мимика придавали ей то очарование, которое ценится мужчинами выше классической красоты. Её халат из лёгкого блестящего материала ниспадал складками, а вместо застёжки был перехвачен на груди брошью. Домашняя шляпка из того же материала вовсе не скрывала пышные, по-модному коротко подстриженные тёмные волосы.
— Наконец-то! — воскликнула она. — Ваша полиция не слишком тороплива!
Петрусенко сразу понял, что мадам по-русски, конечно же, не говорит. Он ответил ей так же, по-французски, представился… Успокоил:
— Не волнуйтесь, мадам. Вы, наверное, слыхали поговорку о том, что русские долго запрягают, но быстро едут. Считайте, мы уже поехали.
Француженка повела плечами — уже не резко, а расслабленно. Улыбнулась удивлённо и кокетливо. У этого следователя был прекрасный выговор, уверенный вид и весёлые искорки в глазах. Она даже подумала: «Интересный мужчина!..»
Викентий Павлович улыбнулся в ответ, предложил женщине сесть, устроился в кресле напротив.
— Мадам Аржен, расскажите всё с самого начала. Как вы обнаружили пропажу?
— Я плохо засыпаю, если остаюсь одна. Потому я вчера выпила снотворное. Оно подействовало… не сразу, но, наверное, сильно. Я ничего не слыхала.
— Простите, вашего супруга не было сегодня ночью?
— Ах, да! — Она небрежно махнула рукой. — Его и сейчас ещё нет, и он ничего не знает! Бедный Жорж, для него это будет удар! Ведь это он подарил мне перстень!
— Мсье Петрусенко! — Леваневский в присутствии француженки тоже говорил по-французски. — Господин Аржен вчера, во второй половине дня, уехал в гости. Его пригласил в своё имение наш местный врач, господин Степановский. Я видел их вчера, накануне отъезда.
— Мадам? — Петрусенко удивлённо приподнял бровь. — Неужели вас обошли приглашением?
— Ах, ну конечно нет! Только что мне там делать? Эти скучные профессиональные разговоры, деревня! Я отказалась! И право же, гораздо лучше провела время. Вечером поездила по городу: магазины, ателье… Ваш город, мсье Петрусенко, конечно же, не Париж, но очень миленький, современный!
— Да, — протянул Викентий Павлович. — Харьков не Париж…
Дама не уловила подтекста в его иронии, да он и не ожидал от неё этого. Повернул разговор в нужное русло.
— Значит, вы крепко спали и ничего подозрительного не слыхали?
— Вот именно! Но проснулась рано, и почти сразу увидела, что моя шкатулка с драгоценностями открыта. И перстня в ней не было!
— Одного перстня?
— Да, только его! Колье, жемчужное ожерелье, браслет, кольцо и ещё один перстень — на месте. А этого, с изумрудом, нет. Украден!
— Вы совершенно уверены? Может, перстень где-то в другом месте?
— Нет, нет! — Француженка картинно пристукнула каблучком. — Я сама, перед тем, как лечь спать, сняла его с пальца и положила в шкатулку. Отлично помню!
— И чем же вы объясните такую избирательность вора?
— Ах, да он просто не успел! Я проснулась и спугнула его!
— Вот как? — Петрусенко задумался, потом спросил. — Дверь в ваш номер была заперта или открыта?
Мадам Аржен задумалась.
— Не помню. Я позвонила, пришла горничная, потом господин директор…
— Горничная? — Викентий Павлович взглянул на директора. — Надеюсь, она здесь, в гостинице?
— Конечно. Я её сейчас вызову.
Он дёрнул за шнурок электрического звонка — одного из новшеств в оснащении этого современного отеля. Через две минуты в дверь постучали, вошла девушка в форменном платье. Невысокая, хрупкая, молоденькая и миловидная. Пушистые светлые волосы аккуратно убраны под чепец-венчик.
— Варвара, — обратился к ней Леваневский, — господин следователь хочет тебя о чём-то спросить.
Тон у него был официальный, но в нём сквозили тёплые, почти ласковые нотки. Девушка подняла на Петрусенко глаза, однако он успел заметить, как прежде она мгновенно оглядела красивое домашнее платье француженки, и как дрогнули её губы. «Женщина всегда женщина, — чуть улыбнувшись, подумал Викентий Павлович. — Первым делом всегда замечает наряды».
— Милая девушка… Варя? Можно вас так называть? Хорошо… Вы были первой, кто явился к мадам утром и узнал о краже. Не помните ли, была дверь в номер открыта? Или заперта на замок?
Горничная ответила сразу:
— Закрыта, господин следователь. Заперта.
Мадам Аржен встревожено прислушивалась к русской речи и сразу же потребовала:
— Что она говорит? Переведите?
— Девушка утверждает, что дверь была закрыта на замок.
— Ну, уж нет! Я теперь точно вспомнила: дверь была открыта!
— Но, мадам! Я сначала подёргала ручку, а когда дверь не открылась, постучала. Вы мне её открыли, и я слышала, как щёлкнул замок.
Петрусенко удивлённо глядел на легко говорившую по-французски девушку: её голос звучал мягко, но уверенно. А директор довольно покивал:
— Да, Викентий Павлович, наши служащие владеют французским. А как же! У нас здесь часто иностранцы останавливаются.
Мадам в раздражении махнула рукой:
— Нет, я теперь точно вспомнила! Дверь сначала была открыта. Я, наверное, сама её потом закрыла. Увидела, что перстень украли, испугалась, подошла к двери и закрыла.
— Значит, сразу предположили, что дверь может быть открытой?
— Ну, наверное… Я была так растеряна…
В этот момент шумно распахнулась дверь, в прихожей прозвучали уверенные шаги, и в комнату вошёл высокий мужчина. Он молча удивлённо оглядел присутствующих, а мадам, вскрикнув, бросилась к нему.
— О, дорогой! Какое ужасное происшествие! Меня ограбили! Украли перстень — твой подарок!
— Да, мсье Аржен, это так, как ни прискорбно! — Директор быстро подошёл, здороваясь, пожал французу руку. — Однако следствие будет вести наш лучший специалист по раскрытию преступлений. Позвольте представить: следователь сыскного управления господин Петрусенко.
Хозяин номера молча кивнул Викентию Павловичу. Интересный мужчина, худощавый, лет сорока, с густыми тёмными волосами, аккуратной бородкой и усами, в которых, как и на висках, пробивалась седина. Выражение его лица было не столько удивлённым, сколько мрачновато раздражённым.
— Позвольте задать вашей жене ещё один вопрос, и мы оставим вас… на некоторое время.