Он опять молча кивнул, а Петрусенко добавил:
— Впрочем, это вопрос вам обоим. Опишите похищенный перстень. Как он выглядел?
Мадам, опережая мужа, тут же затараторила:
— Очень дорогой и очень красивый! Золотой, конечно. Изумруд чистой воды, такой… холодновато-зелёный, размером вот, как этот ноготь. — Она указала на свой длинный перламутровый ноготь на большом пальце. — А вокруг, в ажурных золотых листиках, обрамление из мелких бриллиантов.
— Как огранён изумруд? — спросил следователь.
Мадам пожала плечами:
— Такие крупные срезы, в которых очень красиво переливается свет…
— Огранка — «Роза Антверпена», — коротко и спокойно вставил мсье Аржен. У него оказался приятный уверенный баритон.
Петрусенко кивнул:
— Значит, двенадцать граней.
— Да.
— А вы, Варя, — Петрусенко повернулся к горничной, — когда шли на вызов, не заметили ничего необычного? В коридорах или в номере? Может быть, кого-то встретили?
Девушка недолго молчала, видимо припоминая, потом покачала головой:
— Нет, ничего такого… необычного. И в коридорах было пусто. Раннее ведь утро.
Через пять минут следователь, директор и горничная покинули номер, оставив мадам Аржен рассказывать супругу подробности волнующего происшествия. Петрусенко пообещал им ещё сегодня предпринять быстрые действия к розыску. И просил, по возможности, не говорить никому из коллег-врачей о краже.
— Это в интересах следствия, — объяснил он.
Мсье Аржен уверенно остановил негодующий возглас жены и заверил, что так и будет.
Дальнейший день оказался очень напряжённым. У Викентия Павловича было два текущих дела в производстве, но одно он перепоручил своему помощнику, другое на время отложил. Ещё не покидая Гранд Отеля, он ознакомился со списком служащих. Гостиница эта открылась недавно, но её генеральный директор был опытным специалистом. Петрусенко знал Леваневского ещё в бытность того главным администратором старого Метрополя. Придя в Гранд Отель, Леваневский сам подбирал штат своих служащих — из людей, хорошо ему известных, с безупречной репутацией. Например, горничная Варя, которую Викентий Павлович видел, оказалась племянницей портье, а тот много лет прослужил вместе с Леваневским в Метрополе. Так же обстояли дела и с поварами, официантами, лифтёрами, дежурными на этажах. Леваневский, дававший пояснение следователю, уверенно сказал:
— Я совершенно убеждён: ни один работник моего отеля не может быть замешан в краже. Есть у нас ещё истопники, мусорщики, но уж они никак не касаются жильцов.
— Их можно сразу исключить, — согласился Викентий Павлович. — Человек, совершивший кражу, явно знал, что мсье Аржена ночью не будет в номере.
— А мадам?
— Одна мадам его, видимо, не пугала. Возможно, он предполагал, что, в случае чего, легко справится с женщиной.
Петрусенко повернул разговор на другое, не стал говорить директору о некоторых своих сомнениях. Например, почему вор не ударил женщину, когда она стала просыпаться, а предпочёл скрыться с одним перстнем? Может быть, он неопытен, боязлив? Может быть, она могла узнать его? И тогда пришлось бы её убить? А он этого не умел или не хотел…
Да, вопросов было много.
И всё же, кто знал об отъезде мсье Аржена? Наверняка кое-кто из коллег слышал о приглашении русского врача. Это неприятно, но придётся на эту тему беседовать с иностранцами. Позже, вечером, когда они вернуться после очередного совещания в клинике профессора Гиршмана.
Петрусенко поинтересовался: каким транспортом уехал вчера вечером француз? Может быть, одним из автомобилей? Но нет. Сам мсье Аржен и рассказал ему, как всё происходило. Сразу после завтрака он, по просьбе Леваневского, зашёл в бюро директора. Там Викентий Павлович и поговорил с ним.
— Мы с доктором Степановским знали друг друга по публикациям в научных медицинских журналах. Полтора года были в переписке. И вот встретились. У него здесь под городом имение, в очень живописном месте. Он пригласил меня провести там вечер. Заехал за мной сам в собственной карете.
Француз сидел напротив, с виду спокойный, но пальцы его левой руки непроизвольно выбивали дробь по столешнице. «Всё-таки он расстроен, — подумал Петрусенко. Он невольно обратил внимание на слегка деформированные два пальца — средний и указательный, в мелких белых шрамиках. — А ведь он хирург, и, судя по всему, хороший, именитый. Мужественный, видно, человек. Да и рука, слава Богу, левая, а не правая…»
Швейцар, кстати, тоже хорошо запомнил отъезд француза в красивой карете. Запомнил он и другое: оба автомобиля уехали ещё до появления кареты — увезли гостей кататься по городу. «Что ж, — прикинул Викентий Павлович, — значит оба шофёра не знали об отъезде Аржена. Скорее всего, не знали…»
Неожиданно обнаружился новый штришок в деле. Когда Викентий Павлович уже собирался покинуть гостиницу и прощался с портье, к ним подошла горничная Варя.
— Господин следователь! Я… понимаете, я не всё вам рассказала там, в номере у мадам.
— Варвара! — гневно вскрикнул портье.
— Ах, дядя! — Она умоляюще сложила ладошки у груди. — Что ты так сразу сердишься! Я не могла это сказать сразу там, при мсье! Сначала не успела, а потом он пришёл.
— Я вас слушаю, Варенька, — успокоил её следователь. — В чём дело?
— Когда вы позвали меня, — стала рассказывать девушка, — мадам Аржен была в домашнем платье и чепце. Но я ведь к ней приходила до этого, сразу, как она обнаружила… пропажу. И тогда она была одета по-другому.
— По-другому?
— Ну да! На ней был костюм для прогулок: очень красивый, в рубчик, длинная прямая юбка и жакет фасона мужского пиджака… Очень модный, я такой видела только на одной англичанке.
Петрусенко с портье переглянулись, и оба не смогли сдержать улыбок. Девушка описывала наряд француженки так увлечённо! Викентий Павлович подумал мимолётно: «Она совсем юная! И такая славная!» Но эта мысль не увела его от главного.
— Значит, Варенька, получается что? Мадам была одета так, словно только что вернулась в свой номер? А потом, чтобы скрыть это, переоделась в домашнее платье?..
— Вот! Не могла же я это рассказать при её муже.
— Ты умница! — Петрусенко улыбнулся девушке. — Всё правильно сделала. А дверь?
— Дверь была закрыта на замок! Мадам мне на стук открыла.
— Да, да! — Викентий Павлович энергично кивнул. Теперь ему картина была совершенно ясна. Француженка, пользуясь отъездом мужа, в номере не ночевала. Вернувшись утром, обнаружила открытой дверь, сразу же бросилась смотреть драгоценности, увидела, что нет перстня, позвонила и, испуганная, закрыла дверь до прихода горничной.