Они уже ехали по верхней липовой аллее. И вдруг в разрыве между деревьями открылся вид на все имение сразу – на сам замок-дворец и террасный парк вокруг. Надя вскрикнула, вскочив на ноги, и в тот же миг Степан, тоже восхищенный, остановил коляску. До сих пор кроны деревьев на склоне закрывали вид, но как раз в этом месте панорама разворачивалась во всю красу. Здесь же специально стояла открытая легкая беседка – для обозрения. Юлик и Надя вошли в нее.
Замок стоял на высоком холме, словно господствуя над окружающим простором. Парадный подъезд обрамляли граненые ризалиты, которые, поднимаясь над вторым этажом, переходили в восьмигранные средневековые башни со стрельчатыми окнами, зубцами и шпилями. У входа, между ризалитами, стояли квадратные колонны, поддерживающие балкон второго этажа. Силуэты входных арок повторяли стрельчатые окна…
– Какой огромный! – воскликнула Надя.
– Тридцать комнат и три зала. – Юлик снова потянул девушку за руку к экипажу. – Поедем скорее, сама все увидишь. Там есть на что посмотреть!
Теперь они ехали по регулярному парку. Холмы, прорезанные террасами, каменные стены которых укрыты плотным зеленым ковром из кустарника и цветов… Широкие лестничные сходы к прудам… Мосты и мостики через эти пруды… Газоны с фонтанами и цветниками, обрамленные бордюрами… И вот нижняя терраса с короткой аллеей пирамидальных дубов вывела прямо к невысокой ограде и воротам с гербом. Они въехали во двор, прямо к парадному входу дворца госпожи Кокуль-Яснобранской.
Управляющий встретил их на крыльце, провел по парадной мраморной лестнице на второй этаж, показал подготовленные для молодого хозяина и его гостьи комнаты, доложил, что «ленч» будет подан через полчаса. На минуту задумавшись, Юлиан попросил:
– Накройте не в столовой, а в дубовом зале. Это можно?
Когда он ввел Надю в помещение, которое назвал «дубовым залом», она застыла, пораженная. Стены его, обшитые дубом, казались наклонены одна к другой и почти сходились вверху. Но не до конца: их соединял застекленный витражный потолок – единственное здесь окно. Оттуда лился солнечный свет, преломлявшийся зелеными, красными, синими бликами. В одном конце изразцовая темно-зеленая печь изображала маленький, словно игрушечный замок. В другом – украшением был камин, стилизованный под готику.
Для молодых людей был накрыт небольшой стол, их обслуживал расторопный лакей европейского вида: в белом пиджаке, с галстуком-бабочкой, крахмальной салфеткой на сгибе локтя.
– Материнская выучка, – кивнул на него Юлик, и в его голосе прозвучала гордость.
– Я еще раньше догадалась, что ты любишь свою матушку. Но ведь она тебя бросила, разве не так?
Юлик пожал плечами:
– Госпожа Кокуль-Яснобранская – очень своеобразная женщина. Она совершенно искренне считает, что материнский долг выполняет сполна. Всем, кто меня содержал, она всегда щедро платила – пансиону, родственникам. И за мою учебу тоже. Обычно раз в год мы виделись, проводили недельку вместе: она возила меня с собой в театры, на балы или в гости. И очень бы удивилась, если бы я на что-то пожаловался – чего же мне еще надо? Дети и родители не должны мешать жить друг другу – это ее кредо. Да, моя мать такая и другой никогда не будет. Что же ее осуждать…
Голос Юлика дрогнул от горечи на последней фразе, и Надя совершенно непроизвольно положила ладошку на его руку. Нет, никогда она не сможет понять женщину, живущую в свое удовольствие вдали от единственного сына! Ведь сама она всегда была окружена любовью и нежностью родителей – каждый день!
– Скажи, Юлик, а разве отец тебя не любил – в детстве, когда вы жили еще все вместе? – Девушка недоуменно покачала головой. – Разве можно разлюбить сына?
– Наверное, можно. Да, ты точное слово подобрала: «разлюбить». Думаю, отец и в самом деле меня разлюбил!
– Ты и его не осуждаешь?
– Не знаю…
Юлик кивнул лакею, указав на бутылку шампанского в ведерке со льдом. Тот ловко откупорил и разлил по бокалам. Они немного выпили, но Надя продолжала смотреть вопросительно, и он ответил:
– Отец поначалу очень хотел меня видеть, просил мать позволить нам встречаться. Но она отказала, как всегда умела – категорически. Он переживал, писал мне письма, но мать сумела и этому поставить заслон. А потом он женился, у него родились другой сын и дочь… Его жена захотела, чтобы он совершенно порвал с моей матерью, а это автоматически означало отказ и от меня. Он сделал так, как она хотела, а теперь, наверное, и сам считает, что поступил правильно… Знаешь, Наденька, мои питерские брат и сестра даже не подозревают о моем существовании!
– Это же совсем не по-человечески! – Девушка всплеснула руками. – Он сам на себя накликает божью кару!
– Забудем о них. Это все в прошлом! А сейчас я просто счастлив – мы здесь, вдвоем… Дай руку, я покажу тебе парк!
Часа через два они немного утомились и устали восхищаться красотой обустроенной природы и редкостями флоры. Тогда Юлик подвел девушку к старинной беседке, украшенной лепными фигурками лебедей. Отсюда открывался вид на пруд и красивый мостик. Они сели на скамейку с витой спинкой, и Надя так просто и естественно положила голову Юлику на плечо. Он обнял ее, вдыхая полынный запах ее прогретых солнцем волос:
– Я полюбил тебя с первого взгляда…
– И я тебя – с первого…
Они говорили, сидя в той же позе, не глядя друг другу в глаза – это было не обязательно, когда сердца бились настолько в лад.
– Я хочу, чтобы мы обручились, но в твоей семье траур… Боюсь оскорбить чувства твоих родителей!
– Мы с тобой не виноваты, что так получилось! Сделаем скромное обручение, память тети Веры это не оскорбит…
Они долго не выходили из беседки. Губы девушки были так доверчивы и наивны. Она явно еще не умела целоваться! У Юлика же был большой интимный опыт. Искушенные женщины, разбитные опереточные актриски, мамзельки из публичных домов – кого он только не перевидывал за свои вольные, неподконтрольные, никому не подотчетные годы! Один раз легкой венерической болезнью переболел – слава богу, не сифилисом! Это его испугало, заставило быть осторожнее, разборчивее… Он легко увлекался, быстро остывал. Но Надя… Это совсем другое чувство, он убежден! Сильное, долгое – наверное, на всю жизнь. Ведь недаром они увидели и полюбили друг друга при таких необычных обстоятельствах – в зале суда! И этот человек – исправник Макаров, – и в Надиной жизни и в его собственной играет важную роль. Только какую?
Держась за руки, они спускались к дому по тропинке, огибающей террасы.
– Скажи, Наденька, а господин Макаров… что он за человек?
– Дядя Анатолий? Он хороший, ты, Юлик, не держи на него обиды! Он теперь знает, что ошибался. А сейчас он так страдает!
– Ты говорила… он и его погибшая жена были счастливы.
– Да, ты бы видел! Они так друг друга любили! Дядя Анатолий всегда был так внимателен к тете Вере, просто пылинки с нее сдувал! Неужели этого страшного человека, убийцу, не поймают?