Мысли усталого Белла разрывались между управлением машиной и Яковом Кромвелем, который грабил очередной банк и убивал всех, кто находился в нем. По мере приближения к месту назначения нервы Белла напряглись до предела, кровь бурлила от приливов адреналина, но верный двигатель работал с постоянством здорового пульса.
Время пронеслось молниеносно. Локомобиль преодолел сто двадцать миль между двумя городами меньше, чем за два часа. На западе над океаном свет уже тускнел, когда они спускались с горы Соледад к самому сердцу города, расстилавшегося перед ними ковром зданий, позолоченных последними лучами заходящего солнца. Хотя локомобиль был оснащен огромными ацетиленовыми фарами, Белл не хотел терять время на то, чтобы остановиться и включить их.
— Как дела с топливом? — спросил Белл хриплым голосом: рот его был забит пылью.
Бронсон повернулся на своем сиденье, отвинтил крышку огромного бака и опустил зонд до дна. Вытащив зонд, он уставился на его влажный кончик.
— Придется смириться с тем, что гонки будем заканчивать на парах.
Белл кивнул, не ответив ни слова.
Сказывалось изнуряющее напряжение. После многочасового управления огромным рулем — тысячи круговых движений, чтобы повернуть неподатливое соединение с передними колесами, — у него онемели руки, словно они больше не принадлежали его телу. Щиколотки и колени тоже болели от постоянной работы со сцеплением, педалью акселератора и тормозом. Обе ладони покрылись волдырями под кожаными автомобильными печатками. Но Белл продолжал гнать машину на полной скорости, заставляя локомобиль сделать рывок, подобно медведю, выслеживающему лося.
Автомобиль за дорогу страшно износился. Шипы на шинах Мишлен почти стерлись, колеса разболтались от нагрузки, выпавшей на их долю, верный двигатель начал издавать странные звуки, пар валил из-под крышки радиатора. Но, вопреки всему, мощная машина мчалась вперед.
— Хотел бы я знать, что сейчас на уме у Кромвеля, — сказал Белл. — Сегодня уже поздно совершать ограбление. Банк закрыт до завтрашнего утра.
— Сегодня пятница, — ответил Бронсон. — Банки в Сан-Диего открыты до девяти часов вечера.
Они вынеслись на улицу Индии, идущую параллельно железной дороге, до станции оставалось не более мили. Белл на мгновенье оторвал глаза от дороги и взглянул на поезд всего с одним вагоном, который тормозил, собираясь остановиться.
Локомотив, к которому был прицеплен частный пульмановский вагон, остановился на запасных путях, на расстоянии четырех железнодорожных линий от улицы. Машинист выпустил пар из выхлопных труб, и дым лениво поднимался к небу. Кочегар забрался в тендер, собираясь набрать воды из большого деревянного бака. В сгущающихся сумерках в пульмановском вагоне, остановившемся в миле от станции и нижнего города Сан-Диего, замерцали огни.
Белл сразу же понял, что это и есть частный поезд Кромвеля. Он не колебался. Резко повернул руль влево и направил дико подпрыгивающий автомобиль, прямо через рельсы. Переехав три пары железнодорожных путей, совершенно изношенные шины не выдержали и лопнули. Остальную часть пути к поезду машина ехала на ободах, и искры разлетались во все стороны, как метеоры, когда колеса бились о стальные рельсы.
Бронсон не говорил ни слова. Он замер в замешательстве, а потом увидел поезд и понял, что у Белла на уме. Возбуждение достигло высшей степени: после безрассудно смелых гонок на дистанции в пятьсот миль они, наконец, оказались в двух шагах от цели.
Белл резко остановил локомобиль поперек путей перед локомотивом. Его порыв, наконец, иссяк, разбитый автомобиль безнадежно встал, перегретый двигатель чихал, из радиатора со свистом валил пар, от изношенных шин распространялся запах паленой резины. Безумная, дикая погоня подошла к кульминации: перед ними была жертва, которую они преследовали в глубинах ада.
— Возможно, мы действуем раньше времени, — сказал Бронсон. — Он еще не совершил попытки ограбления банка. Мы не можем арестовать его без совершенного им преступления.
— Возможно. Но по пути сюда из Сан-Франциско я многое обдумал. Нам лучше взять Кромвеля сейчас, раньше, чем он начнет действовать. Если он еще раз распознает нашу ловушку, мы проиграем. Позаботимся о том, чтобы собрать достаточно доказательств для предъявления ему обвинения, позднее. К тому же он не у себя дома. Он не сможет пригласить дорогих адвокатов, чтобы вызволить его из беды.
Белл прекрасно знал, что ни у кого не было времени покинуть поезд за те несколько минут, что прошли после его остановки. Он вышел из автомобиля и нетвердым шагом пошел к пульмановскому вагону; боль и усталость постепенно уходили. Вдруг он резко остановился и скользнул в щель между пульманом и угольным тендером: два стюарда начали вытаскивать из вагона мотоцикл. Они поставили его на землю между путями. Несколько минут Белл терпеливо ждал, пока из пульмановского вагона выйдет пассажир. Появился человек в форме кондуктора и перебросил ногу через седло мотоцикла «харлей-дэвидсон». Этот человек стоял спиной к Беллу, и детектив тихо двинулся вдоль пульмановского вагона, пока не оказался в пяти шагах от мотоциклиста, наклонившегося, чтобы запустить двигатель.
— «Харлей» — хорошая машина, — спокойно сказал Белл, — но я предпочитаю мотоцикл «Индиан».
Человек замер при звуках знакомого голоса. Он медленно повернулся и увидел приведение. Свет электрических фонарей, установленных вдоль запасных железнодорожных путей, падал на него сверху, внушая суеверный страх. На этой фигуре была короткая кожаная куртка, брюки и сапоги для верховой езды, выглядевшие так, будто в них тащились через болото. Защитные очки были подняты на голову и открывали пряди светлых волос, покрытых высохшей глиной. Но в лице ошибиться было невозможно — те же проницательные глаза и усы над верхней губой, правда, с прилипшей грязью.
— Ты?
— Не очень оригинально, — цинично сказал Белл. — Но поскольку и я использовал такое же выражение в банке Теллурида, то не буду тебя осуждать.
Наступило молчание, которое продолжалось, кажется, целую вечность, хотя на самом деле прошло всего несколько секунд; Кромвель понял, что приведение было Исааком Беллом. Кромвель, глядевший на детектива с нарастающим недоверием, внезапно побледнел.
— Ты же умер! — вырвалось у него. — Я застрелил тебя!
— Дважды, между прочим, — сказал Белл жестко.
Правой рукой он сжимал «кольт» сорок пятого калибра, он держал его так крепко, как держится железный стержень в бетоне, и дуло было нацелено в точку между глаз Кромвеля.
Впервые в жизни Яков Кромвель оказался совершенно беззащитным. Переполненный самоуверенностью, он никогда не задумывался над тем, как он будет действовать, если его арестуют. Он никогда не задумывался над тем, что было для него вообще немыслимо. Он всегда считал себя неприкосновенным. А сейчас стоял лицом к лицу с заклятым врагом, который уже должен был умереть. Кромвель чувствовал себя капитаном, непотопляемый корабль которого напоролся на скалы.