— Сукин сын, реформатор, гусак, — произнес Рокотов, вставая. — Культуртрегер долбаный, лучший друг детей.
В следующую секунду он получил сильнейший удар по голове. Не будь он в каске, этот удар наверняка проломил бы ему череп.
Доктор Афиногенов, к которому подкатилась бутылка, решил не медлить и воспользовался первым же подручным средством.
Не добившись эффекта, он пятился с разинутым ртом, из которого тонкой струйкой вытекала слюна.
— Что же ты, док? — Рокотов вскинул брови. — Ты, кажется, надеялся на суд? Получи. Тебе — вторая.
Пистолет сработал вторично.
На сей раз пуля угодила доктору в переносицу, и приветливое лицо, знакомое многим телезрителям, обезобразилось до неузнаваемости. Афиногенова отшвырнуло к стене. Падая, он задел и с грохотом обрушил маленький журнальный столик, и это повлекло за собой цепь увлекательных событий.
Дверь приотворилась, просунулась голова охранника, привлеченного шумом; в эту голову впилась третья пуля. И только после этого снаружи послышались крики. Рокотов понял, что время пространных бесед миновало.
Он бросил в коридор пару светошумовых гранат, выскочил наружу и тут же упал.
Глазам его предстало зрелище, одновременно смешное, жалкое и странным образом торжественное.
На помосте стоял депутат Боровиков.
Касьян Михайлович успел совершенно оправиться от недуга. Более того: он ощущал себя бодрым как никогда. Вот-вот должно было свершиться дело всей его жизни — мечта, к которой он пробивался годами.
Перед помостом собралось человек сорок, но многие уже перестали слушать оратора и разворачивались в сторону штаба.
— Сейчас, — гремел Касьян Михайлович, не замечая ничего нехорошего, — вы станете свидетелями уникальной операции, которая покажет, что нам подвластны не только привычные воздух, вода и небо, но и недра… Вы больше не услышите репортажей о трагедиях на шахтах Кузбасса… У нас будут другие шахты… ни один человек уже больше не спустится под землю…
Слушая безумца, Рокотов не понимал, как можно произносить такое и знать, что под землю вот-вот опустятся пять миллионов человек, для которых могилой сделается новое море — или озеро, разницы никакой.
Настанет время, когда этого идиота перестанет устраивать земной шар. И он отыщет трещину, чтобы расколоть его пополам.
Хорошо, что послушать этот бред собрался практически весь личный состав базы.
Просто исключительная удача, везение, подарок небес.
Скосив двух псевдорепортеров, бежавших к штабу и уже достававших оружие, Влад навел на толпу гранатомет, и площадка перед помостом окуталась клубами дыма. Для верности Рокотов повторил опыт, а после открыл автоматную стрельбу короткими очередями.
Этими же очередями он снял часовых, которые повели стрельбу с вышек. Гасить прожекторы не стал — они еще были ему нужны.
Помост же, сколоченный наспех абы как, завалился после первого выстрела из гранатомета, и чудом оставшийся в живых депутат Касьян Михайлович Боровиков беспомощно барахтался под его обломками, в новых ссадинах и порезах, с повторным гипертоническим кризом.
Убедившись, что вокруг сравнительно тихо, Рокотов опрометью бросился к развалинам, подал Боровикову руку, выпустил под свет неподвижного прожектора.
— Мое почтение, Касьян Михайлович, — поздоровался он, тяжело дыша. — Где ваш Коротаев?
— Он… в бункере, — ответил Боровиков, тоже задыхаясь.
— Кто во втором бункере? Где вторая скважина?
— Там… никого нет. Достаточно одного… Датчики соединены друг с другом… Кто вы, как вы посмели? Происходит историческое событие…
Он был в таком шоке, что не узнал Влада.
— Это точно, — кивнул Рокотов и со всего размаха врезал депутату по лицу. Тот опрокинулся обратно на доски.
— Сволочь психическая, — сказал ему Рокотов. — Сидел бы дома у телевизора, в тапочках — так нет же… Акула неприкосновенная.
Затем Влад прикинул расстояние, огляделся.
Еще двое спешат, торопятся, наводят стволы. Влад швырнул в них гранату, схватился за поручни и начал быстро подниматься.
Бункер был хорошо освещен, ступени были отлично видны.
«Новенькое все совсем», — зачем-то подумал Влад.
Он успел подняться метров на пятнадцать, когда шестым чувством ощутил позади себя какое-то движение. Оглянулся.
Мучаясь одышкой, за ним карабкался восставший из праха депутат Боровиков.
* * *
Добравшись до самого верха, Рокотов подумал, не снять ли преследователя выстрелом.
Не стоит.
Боровиков еще пригодится как главный свидетель. Это будет шумный процесс — если друзья Ясеневского, конечно, не замнут дела.
Люк открывался легко.
Внутрь тянулась еще одна лестница, ведшая вниз, покороче. Освещение было слабое, но достаточное.
Спускаясь, Рокотов уже слышал доносившийся снизу дикий рев и приготовил ножи.
Очень скоро он добрался до маленькой каморки. Изготовившись к бою, он толкнул дверь. Заперто.
Тогда он достал еще одну вещь, которой заблаговременно и благоразумно запасся: лазерный резак.
Ему уже было намного легче без гранатометов и гранат, да и рожки заметно опустели, но это была увесистая штука.
— Сиди тихо, оставлю живым! — крикнул он.
Коротаев — тоже достойный свидетель.
Рев на мгновение смолк.
— Так и знал, что это ты, — послышался из-за двери хриплый голос.
— Сиди тихо. И не потей. Ты живая бомба, понимаешь?
«Как и я, — подумал Рокотов. — Что, если после того, как я к нему присоединюсь, датчики сработают быстрее?»
Но кто не рискует, тот… не рискует. О шампанском как-то не думалось.
…Резак заработал в полную силу, и вскоре с запором было покончено. Вдруг стало темнее, Влад запрокинул голову: просвет заслоняла туша, спускавшаяся к нему.
«Теперь они точно сработают… Столько теплового излучения…»
Рокотов распахнул дверь, готовый к нападению… Но Коротаев, с грязной повязкой на глазах, сидел на корточках в дальнем конце каморки.
Влад быстро оценил обстановку: Андрей свет Васильевич не сидел без дела.
Действуя на ощупь, он даже ухитрился сломать какой-то прибор и отомкнуть люк, ведший в бездонную скважину.
— Что сломал? — без обиняков спросил Влад.
— Хрен его разберет. Пульт какой-то.
Рокотов присмотрелся: Коротаев вывел из строя лазерный бур вместе с системой подачи взрывчатки. Но это все уже не имело значения.
— Быстро отсюда! — приказал Рокотов. — Эта хрень реагирует на тепловое излучение тела. Людоед лично готовил… его изобретение. Он, скотина, не только медиком был, он и в технике разбирался.