Крики «Слушайте! Слушайте!» отдавались от высоких потолков. Калифорнийцы как один встали и захлопали. Осгуд Хеннеси кивками благодарил.
— Мы рукоплещем людям, которые строят руками и сердцем — и обращаемся к другому человеку в этом замечательном банкетном зале с просьбой мудро руководить построением будущего нашей великой нации. Я, конечно, говорю о нашем дорогом друге, сенаторе Чарлзе Кинкейде, который, надеюсь, сейчас сделает объявление, способное поселить радость в сердце каждого мужчины и каждой женщины в этом зале. Сенатор Кинкейд!
Кинкейд встал, с улыбкой принимая аплодисменты. Когда рукоплескания стихли, он спрятал большие пальцы под лацканами фрака. Оглядел восхищенные лица. Повернулся, улыбнулся Лилиан Хеннеси. Посмотрел прямо в глаза Осгуду Хеннеси. Потом перенес внимание на головы лося и гризли, украшавшие бревенчатую стену.
— Я пришел сюда по приглашению самых успешных предпринимателей Калифорнии и Орегона. Людей, которые много и упорно работали, дабы принести процветание этой земле. Поистине обстановка в этом зале напоминает нам о том, что наша предначертанная цель на американском Западе — покорить природу ради процветания всех Соединенных Штатов. Лесная промышленность, шахты, земледелие, скотоводство — все это обслуживают железные дороги. Эти джентльмены попросили меня повести их к новым достижениям ради нашей великой нации и ее защиты от врагов… Они были очень убедительны.
Он осмотрел собравшихся.
Белл заметил, что у сенатора есть дар политика: создавать впечатление, что он смотрит в глаза каждому. Неожиданно Кинкейд вывернул лацкан, показав красно-белый значок «КИНКЕЙД — ПРЕЗИДЕНТ», который уже показывал Беллу.
— Меня убедили! — сказал он, и на его красивом лице появилась широкая улыбка. — Вы уговорили меня. Я буду служить моей стране, если вы, джентльмены, считаете меня достойным.
— Президент? — спросил Осгуд Хеннеси у Белла, когда все в зале зааплодировали, а оркестр громко заиграл.
— Похоже на то, сэр.
— Соединенных Штатов?
Вмешался Престон Уайтвей:
— Совершенно верно, мистер Хеннеси. Мы, джентльмены Калифорнии, предлагаем свою поддержку сенатору Чарлзу Кинкейду, «инженеру-герою».
— Будь я проклят!
— Удивил же он меня! — закричал богатый лесопромышленник из округа Марин. — Дрался не на жизнь, а на смерть. Пришлось его чуть не связать, чтоб он согласился.
Престон Уайтвей переждал смех и сказал:
— Мне кажется, сенатор Кинкейд еще не все сказал.
— Всего несколько слов, — ответил Кинкейд. — Я хотел бы войти в историю, как президент, произносивший самые короткие речи.
Он переждал всеобщий смех и заговорил серьезно:
— Как я уже сказал, когда вы впервые указали на такую возможность, я был польщен, но серьезно колебался. Однако страшные события двухнедельной давности в Нью-Джерси и Нью-Йорке убедили меня в том, что каждый слуга общества должен встать на его защиту от желтой опасности. Подлый взрыв устроил китаец. Улицы города были усеяны битым стеклом. Я бросился на помощь пострадавшим и никогда не забуду хруст под колесами машин скорой помощи. Никогда не забуду…
Исаак Белл внимательно слушал. Кинкейд продолжал в том же духе. Верит ли Кинкейд в то, что говорит? Или для него слова о желтой опасности — всего лишь трескучая фраза, которой от него ожидают сторонники? Белл взглянул на Марион. В ее глазах горел озорной огонек. Она почувствовала его взгляд и опустила голову, прикусив губу. Лилиан наклонилась за спину отца, что-то шепнула Марион, и Белл увидел, как обе женщины прикрыли рот, скрывая усмешки. Он был рад, что они понравились друг другу, но не удивлен.
— …желтая опасность, грозящая нам, опасность, исходящая от гигантской волны китайских эмигрантов, отнимающих работу у американцев и пугающих наших женщин, неожиданно заявила о себе той ужасной ночью в Нью-Йорке. Подлый китаец взорвал десятки тонн динамита на забитой поездами станции в густонаселенном городе, руководствуясь собственными непостижимыми причинами, которых не понять ни одному белому…
Филип Доу из тени товарных вагонов смотрел на освещенные окна «особого» поезда президента железной дороги. Сенатор Кинкейд сообщил ему расписание ужина работников, живших в поезде. Доу ждал, пока буфетчики обслужат гостей. Потом они сели ужинать сами, а проводники и паровозная бригада ели в багажном вагоне. Тогда Доу зашел в вагон № 3. Он осмотрел внутреннее устройство вагонов номер три и четыре и пути отступления.
Местом проводника в вагоне № 4 оказалась небольшая ниша со шторой вместо двери. В нее были втиснуты чистые полотенца и салфетки, средства от простуды и похмелья, ящик с набором щеток для чистки обуви и спиртовка для нагревания воды. Доу вывернул лампу, погрузив в тень ту часть коридора, по которому он мог пройти к четвертому купе — купе Марион Морган. Потом отрепетировал свои действия.
Наблюдая за коридором из-за шторы в нише проводника, он следил за маршрутом, которым Исаак Белл пойдет от передней двери в вагон до его хвоста. Потом поупражнялся в неслышной ходьбе по коридору и извлечении свинчатки. Места в коридоре мало, и потому он собирался ударить снизу. Инерция трех быстрых шагов и большое расстояние, которое при ударе пролетит свинчатка, заставит ее ударить Белла в висок с убийственной силой.
Исаак Белл прижал пальцы к виску.
— Голова болит? — спросила Марион.
— Просто надеюсь, что «короткая речь» скоро кончится, — прошептал он в ответ.
— Анархия? — кричал Кинкейд, усиливая нажим. — Преклонение перед императором? Кто может понять, как мыслит китаец? Ненависть к белым. Или, одурманенный опиумом — их любимый порок, — он…
Сторонники Кинкейда вскочили, аплодируя.
Престон Уайтвей, багровый от выпитого, прокричал на ухо Осгуду Хеннеси:
— О как сенатор Кинкейд пригвоздил желтую опасность! Прямо в голову!
— Мы вместе с Кинкейдом строим трансконтинентальную железную дорогу. Поэтому для меня он достаточно хорош.
Франклин Мувери поднялся из-за стола, посмотрел на Уайтвея и сказал:
— Когда в следующий раз ваш поезд будет проезжать по Доннер-Саммит, [22] посмотрите на работу каменщиков. Это были китайцы.
Уайтвей, глухой к возражениям, улыбнулся Марион.
— Ручаюсь, старина Исаак согласен с сенатором Кинкейдом в понимании угрозы, ведь это он остановил опьяненного опиумом китайца.
Белл решил, что улыбки Уайтвея, адресованные Марион, слишком опасны. Опасны для Уайтвея.
— Его мотивом скорее всего были деньги, — строго возразил он. И, уклоняясь от пинка Марион под столом, добавил: — У нас нет доказательств, что этот человек курил что-нибудь крепче табака.
Мувери взял свою палку и направился к выходу.