Хуан пропустил его слова мимо ушей.
— Итак, давайте подумаем, зачем им было убивать своих же людей? Есть идеи?
— Ну серьезно, — не сдавался Марк. — Допустим, ты верно служишь культу, занимаешься благотворительностью в какой- нибудь дыре третьего мира, и через какое-то время тебя посвящают в некоторые сокровенные тайны респонсивизма.
— Продолжай, — поощрил его Хуан. Может, порой он и несет
чушь, но котелок у него варит.
— Вы когда-нибудь слышали о М-теории? Это как теория струн, способ объединения фундаментальных взаимодействий, то, что не вышло у Эйнштейна. Если вкратце, суть в том, что наша четырехмерная Вселенная — это одна мембрана, но в высших порядках космоса существуют и другие. Они располагаются так близко друг к другу, что незначительные части материи и энергии могут перетекать туда и обратно, и законы гравитации в нашем мире могут изменяться. Это все круто и наворочено.
— Не сомневаюсь, — вставил Кабрильо.
— В общем, в девяностых М-теория стала набирать популярность у физиков-теоретиков, и Лайделла Купера она заинтересовала не меньше. Правда, ему удалось развить ее. Он считал, что не просто квантовые частицы перемещаются между вселенными, а некий разум из другой мембраны каким-то образом влияет на людей. Этот самый разум, по его словам, контролирует нашу повседневную жизнь, и мы даже не подозреваем об этом. Отсюда-то и все проблемы. Незадолго до своей смерти Купер стал преподавать техники по ограничению влияния внешнего разума, делился способами защитить себя от пришельцев.
— И народ на это повелся? — Макс все больше разочаровывался в сыне.
— Еще как. А вы подумайте сами. Получается, сторонник движения не виноват, что ему не везет по жизни, что он в дурном расположении духа, ну или, в конце концов, что он просто туп как пробка. Все дело в загадочных перекрещивающихся мембранах. Это из-за пришельцев тебя уволили или ты расстался с любимой девчонкой. Всему виной космическая сила, а вовсе не твоя пустоголовость. Если начать в это верить, можно спокойно сваливать бремя ответственности за свою жизнь с плеч. И никто уже за себя не отвечает. Респонсивизм дал им готовенькое оправдание собственной глупости и никчемности.
— Прямо как люди, подающие в суд на рестораны быстрого обслуживания за то, что разжирели, — кивнул Хуан. — Но как это связано с массовым убийством респонсивистов?
Марк сконфузился.
— Ну, я об этом еще не подумал, но представьте, а вдруг это правда, — возбужденно затараторил он, — вдруг инопланетный разум из другой мембраны борется с разумом из нашей, а мы оказались в пылу битвы, как пешки на шахматной доске, и…
Кабрильо прикрыл глаза и застонал. Опять Марк забивает
ему голову всякой ерундой.
— Мы обязательно это обсудим, но сейчас давайте все же
подумаем о земном противнике.
Марк прошептал Эрику:
— Вчера ночью это звучало как-то убедительней.
— Ну еще бы, мы не спали двадцать часов и выдули по тридцать энергетиков каждый.
Эдди сунул трубочку теста в рот.
— Может, конкретно эту группу отобрали именно потому, что они пытались сбежать, и лидеры решили сделать их этаким примером, чтоб неповадно было? Эрик же сказал, что на их совести похищения. Так, может, следующий шаг — убийство?
Макс испуганно посмотрел на него.
— Может быть, и так, — решила Линда. Затем она заметила выражение лица Хэнли. — Прости, Макс, но мы должны учитывать любую возможность. К тому же твой сын новообращенный, ему незачем сбегать от них.
— Ты уверен, что хочешь остаться? — обеспокоенно спросил его Хуан.
— Еще как! — Макс стукнул кулаком но столу. — Просто это все так больно и трудно, понимаете? Ведь мы говорим о моем сынишке, и я не могу избавиться от мысли, что подвел его. Будь я хорошим отцом, он бы ни за что не вляпался в такое дерьмо.
Никто не знал, что на это ответить. Как ни странно, тишину нарушил Эрик. За одержимостью цифрами и компьютерами мало кто замечал его тонкую натуру.
— Макс, я рос в неблагополучной семье. Отец нажирался в хлам и избивал нас с мамой, стоило ему только найти деньги на спиртное. Казалось, хуже быть не могло, и тем не менее посмотри, кем я стал. Семья — лишь часть нашей жизни. Ты мог повлиять на судьбу на сына, а мог и не повлиять. Этого никто не знает, а значит, нечего зря нюни распускать. Кайл сам выбрал свой путь. С дочерью ведь ты тоже не нянчился, а она вот стала успешным бухгалтером.
— Адвокатом, — рассеянно поправил его Макс, — и в этом нет моей заслуги.
— Ну а раз ты отказываешься брать ответственность за ее успехи, то не смей брать ответственность за ошибки Кайла.
Несколько секунд Макс молча обдумывал его слова.
— Сколько лет-то тебе?
Стоун заметно смутился:
— Двадцать семь.
— Знаешь, а ты умен не по годам, сынок. Спасибо тебе.
Эрик расплылся в довольной улыбке.
Одними губами произнеся Стоуну: «Молодец!», Хуан вернулся к теме обсуждения.
— Мы можем проверить версию Эдди?
— Ну, мы можем взломать базу данных респонсивистов, — рассуждал Марк, — глядишь, что-то и выяснится. Хотя вряд ли они распределяют членов движения по спискам «плохих» и «хороших».
— Попытка не пытка. Сравните список пассажиров с любыми найденными данными. Что-то же должно их объединять! Если не попытки сбежать, так что-то другое… — Он повернулся к Линде. — Узнай, что им понадобилось на Филиппинах. Это натолкнет нас на мысль.
Хуан встал, объявляя совещание оконченным.
- До Суэцкого канала мы доберемся завтра к 5.00 утра. Не забывайте, что кто-то должен оставаться на палубе, пока не покинем Порт-Саид. Входим в режим маскировки. Макс, проследи, чтобы дымовые аппараты заработали, а палубу перепроверили; нельзя, чтобы нас выдала какая-то мелочь. В Средиземном у нас будет двадцать четыре часа, чтобы согласовать наши планы с группой Линка, затем еще двенадцать, чтобы подготовить все к операции, после чего мы и захватим Кайла. Уже через сорок восемь часов он будет под присмотром депрограммера, а мы — на пути к следующему заданию в Ривьере.
Кабрильо и представить себе не мог, чем обернется простая на первый взгляд миссия.
Хуан поправил наушник и включил ларингофон, сообщая остальным, что он на месте. Под ним находился лагерь респонсивистов, представлявший собой нагромождение построек, окруженных побеленными стенами из бетонных блоков. За лагерем виднелся каменистый пляж с одной-единственной деревянной пристанью, уходящей на десятки метров в глубь Коринфского залива. Прилив только начинался, и Хуан почуял в легком бризе соленый запах моря.