— Потому что других подтверждений как раз много. И я не могу признать это выдумкой, потому что сам эти подтверждения получал. Рассказать, как я вообще оказался в церкви?
— Да, меня это больше всего удивляет.
— У меня папа много гастролирует, ты знаешь. Все мое детство они с мамой постоянно уезжали куда-то, и я оставался с бабушкой. Бабушкина квартира у нас в том же доме на три этажа ниже. Я перебирался туда, а дома у мамы с папой обычно никого не было. И вот, когда мне было семь лет и они в очередной раз уехали, у нас с бабушкой сломался телевизор. А тогда показывали первый раз «Мушкетеров», мы хотели посмотреть и пошли наверх к родителям. В гостиной там стоит рояль, папа дома занимается, поэтому сразу во время ремонта сделал мощную звукоизоляцию. Телевизор можно включить на полную громкость, а в прихожей уже совсем ничего не слышно. И вот представь, смотрим мы телевизор, па-ра-па-ра-порадуемся, вдруг дверь в комнату открывается, и на пороге стоит мужик. За его спиной еще двое. Немая сцена — мы не понимаем, кто они, а они явно не ожидали увидеть нас. Но лица у них, как сказать… Сразу ясно, что не чай пить пришли.
— Воры?
— Да. Мы поняли это потом, когда увидели, что замок взломан. А сначала не понятно было. Бабушка растерялась, спрашивает: «Вы к кому?» А мужик, который зашел первым, достает в ответ охотничий нож и направляется к нам. Молча и так целенаправленно, словно решил зарезать курицу. От него до нас шагов семь — две секунды. Я тогда впервые понял, что такое — остановилось время. Мне казалось, он к нам плывет, как в замедленной съемке. А у папы над роялем висит большая икона Богоматери — ему в Греции подарили. И вот бабушка хватает меня в охапку, падает перед этой иконой, крестится и кричит: «Матерь Божья, заступись, спаси, сохрани, помилуй!» Все, что успела сказать. Я эти слова до сих пор помню, столько в них было ужаса и мольбы. Нож остановился в сантиметрах от нас, словно мужик на что-то наткнулся. Постоял секунду, развернулся, сказал «уходим», и все — вышли, словно их не было.
Когда Миша рассказывал эту историю, его слега трясло от волнения, и хотя это волнение передавалось Раздолбаю, он не спешил соглашаться, что чудесное спасение было вмешательством высших сил.
— Хочешь сказать, это чудо? Может, он в последний момент пожалел вас.
— Нет, само по себе это ничего не доказывает. Были случаи, особенно в революцию, когда люди молились, закрывались иконой, а их вместе с иконой топором рубили. Но я после этого задумался, что это вообще могло значить, стал задавать бабушке вопросы. Бабушка, чтоб ты понимал, не дремучая старуха, а профессор военной медицины. Она ничего не ответила. Отвезла меня в деревню к священнику, которого знала с войны, и вот с ним мы поговорили.
— Ну и, конечно, он заманил тебя в церковь. Тебе семь лет было, а они всю жизнь учатся людей дурить.
— Никто меня никуда не заманивал, просто пообщались. Я ему наш случай рассказал, он мне рассказал с войны много случаев. Он работал хирургом в полевом госпитале, через это стал верующим, потом священником. Как так, говорит, попадает снаряд в окоп, всех в фарш, а один с легкой контузией? И именно у этого одного в кармане молитва «Живый в помощи вышнего» на листочке.
— Совпадение.
— Один раз — совпадение, два раза — совпадение, а таких и других подобных случаев тысячи. Чем больше узнаешь о них, тем больше убеждаешься, что Бог есть, но сомнения все равно мешают. Я с этим священником общался несколько лет, а покреститься решил всего два года назад, после того как произошел еще один случай.
— Опять воры чуть не зарезали?
— Нет, я выступал в конкурсе, результаты которого были заранее известны. Я не входил даже в призеры и играл для «массовки». А главным призом был год владения скрипкой Гварнери, о которой я даже мечтать не мог. Сам не знаю, как получилось, но в какой-то момент я про себя сказал: «Господи, вот бы мне этот инструмент!»
— И жюри пересмотрело результаты, чтобы наградить тебя?
— Нет, скрипку получила японка, родители которой были спонсорами.
— В чем тогда случай?
— Помнишь, я говорил, что общение с Богом — это двусторонняя связь. Ты слышишь в себе его голос, который похож на твои собственные мысли, только слышны они как бы со стороны. Так вот, когда я подумал: «Господи, вот бы мне этот инструмент!», то в следующую секунду я услышал внутри: «Дано будет!»
— Просто тебе так сильно ее хотелось.
— Хотеть и чувствовать «дано будет» — не одно и то же. Мне, например, очень понравилось снимать кино, и я хотел бы снять настоящий фильм, но я чувствую, что этого не произойдет. А скрипка была для меня недостижима, как Луна, но я почему-то слышал: «Дано будет» и не мог эту мысль прогнать. А потом я случайно познакомился с той японкой, и это была моя первая серьезная любовь, первая и единственная девушка. Мы хотели пожениться, но все расстроилось, потому что ее родители были против. Мы остались друзьями, она помогает мне с концертами, и ту скрипку по ее просьбе позже передали мне. Я с ней сейчас выступаю.
— Жиголо! — рассмеялся Раздолбай. — Отобрал скрипку у бывшей девушки.
— Это скрипка фонда «Сони». Ее каждый год дают новому владельцу, так что у девушки забрали бы все равно, как и у меня со временем заберут. Важно другое — этот голос, шепнувший внутри «дано будет», убедил меня покреститься.
— У тебя не вера получается, а какая-то сделка, — скривился Раздолбай. — Дали скрипку — значит, Бог есть. Что теперь, будешь «Мерседес» просить?
— Ты не понял. Я покрестился не из-за скрипки, а потому что голос, которому я, получив скрипку, стал доверять, советовал это сделать. Бог часто делает чудесные подарки, чтобы человек склонился к вере, но суть общения с ним не в просьбах, а в том, чтобы изменять себя. Богопричастность — это двухсторонняя связь. Ты все время слышишь в себе — вот здесь ты поступил неправильно, вот это в тебе плохо, вот так больше не делай… Я еще один пример приведу, хотя не знаю…
Миша помялся, преодолевая внутренний барьер, и наконец решился:
— Ладно, раз уж мы откровенничаем, скажу. Помнишь, Мартин спрашивал про малакию?
— Про что?
— Ну… про это… — Миша сделал кистью руки возвратно-поступательный жест.
— А-а, мы — онанисты, народ плечистый! — засмеялся Раздолбай, хлопая его по плечу.
— Можно подумать, сам никогда этого не делал.
— Ну, делал иногда… Когда телки долго не было.
Вранье будто проступило у Раздолбая на лбу, и он стал торопливо оправдываться:
— А что в этом такого? В «СПИД-Инфо» пишут, что это полезно даже!
— Я тоже думал, что ничего позорного в этом нет. И сейчас так думаю — обычная разрядка. Но вот интересно, после крещения у меня было потрясающее чувство. Ощущение, что тебя очень-очень любят. Как в детстве, когда тебя прижимает мама и ты знаешь, что ты — самый любимый. Голос Бога внутри слышался так отчетливо — казалось, можно спрашивать о своем будущем, просить, о чем хочется. Было чувство абсолютной защищенности, чистоты, счастья. С каждым днем после крещения эти ощущения слабели, но сохранялись. А потом я решил… разрядиться, и в один миг все рухнуло. Счастье ушло, возникла досада, как бывает, когда зальешь новые брюки соусом, голос отдалился…