Чтобы радовалась моим приездам. Чтобы следующим летом я провожал ее до дачи вместо Андрея. Все это, но этого недостаточно, что-то еще…
Видения черных чулок и шпилек наложились на чувство влюбленности, и то, о чем еще вчера он не решался даже фантазировать, стало единственным по-настоящему сильным желанием.
— Я хочу, чтобы Диана стала моей первой девушкой! Хочу, чтобы у меня с ней произошло то, что делали вчера в номере
Валера и Мартин! Хочу, чтобы у меня все было так, как у них вчера в гостинице, только по настоящей любви! — горячо пожелал Раздолбай и отправил свое желание в пространство.
«Теперь надо, как Миша, услышать в себе „дано будет“ и верить, что все сбудется», — подумал он, но услышал в себе другое.
— Не нужна тебе Диана, — эхом разнеслась в сознании мысль. — Не нужна, не нужна, не нужна…
— Как это, не нужна?! — запротестовал Раздолбай, не понимая, как можно было настраивать себя на одно, а подумать другое. — Еще как нужна! Я люблю ее!
— Не нужна, не нужна, не нужна!
— Ерунда какая-то! — разозлился он. — Как может возникать мысль, что она не нужна, если я больше всего хочу этого? Действительно, такое ощущение, что сознание раздвоилось… Знаешь что, «второй голос», заткнись-ка ты, потому что ты — никакой не «Бог», а мой собственный страх. Я хочу ее, одновременно боюсь этого, и возникает такая мысль. Заткнись, понял! Дано будет, ну!
Сознание перестало раздваиваться. Мысль, что Диана не нужна, больше не появлялась, но и мысль «дано будет» не возникала, как ни пытался вызвать ее в себе Раздолбай. Оставались только желание, страх неудачи и полная неизвестность. «Свихнуться можно, если такие разговоры вести с собой, — подумал он. — Миша вот уже и свихнулся. Опасно с этим играть, можно до настоящих голосов допрыгаться — думать одно, слышать в себе другое. Пошли они, эти мракобесы!»
Раздолбай захлопнул Библию и засунул ее в корзину между бутылкой шампанского и толстой связкой бананов. Если бы Миша не предупредил, что книгу надо вернуть, он оставил бы ее в электричке, и теперь думал, как спрятать ее в гостинице, чтобы ни в коем случае не попасться с ней на глаза Мартину.
Сначала Раздолбай хотел спрятать Библию в шкафчик пожарного шланга, как поступал с сигаретами, чтобы родители не обнаружили их в кармане куртки, но ценность книги и данное Мише обещание не потерять ее предполагали более бережное обращение, чем с пачкой «Родопи». Побродив по коридорам гостиницы в тщетных поисках надежного тайника, Раздолбай в конце концов завернул книгу в газету и отдал ее на хранение администратору.
— Другу сюрприз на день рождения купил, не хочу, чтобы нашел раньше времени, — пояснил он.
Избавившись от компромата, Раздолбай подхватил фруктовую корзину, которая здорово надоела ему за весь день, и поднялся на свой этаж. Мартина он увидел, как только раздвинулись двери лифта, — выйдя в коридор в одних трусах и растянутой майке, тот оскорблено кричал в спину горничной:
— Принесите жалобную книгу, а остальное не ваше собачье дело!
— Что случилось? — удивился Раздолбай.
— Зашла некстати и много хамить стала. Люмпен совковый распустился вконец — вместо того чтобы делать уборку, начинает учить жизни. В любой цивилизованной стране за это выставили бы вон, а я даже жалобную книгу получить не могу. Скрипач пренебрег презентом? Очень кстати!
Мартин взял из фруктовой корзины персик и, откусив от него половину, вернулся в номер. Раздолбай вошел следом и в первую секунду подумал, что они ошиблись дверью. Номер выглядел так, словно в нем проводили ремонт. Пол, мебель и местами даже оконные стекла сплошь покрывал тонкий слой белой пудры. Этой же пудрой была осыпана брошенная на кресло одежда Мартина. Стеклянный столик был разбит вдребезги, и его осколки валялись на полу вперемешку с окурками и пеплом из расколотой пепельницы.
— Что… Что здесь случилось? — спросил потрясенный Раздолбай.
— Хотел сделать весело.
— Кому?!
— Валере.
Валера появился в следующую минуту и был шокирован сильнее, чем Раздолбай, потому что ходил в бар за сигаретами и покидал чистый прибранный номер.
— Боец, твою мать, что ты сделал?!
— Валдайскую шутку.
Оказалось, Мартин и Валера ездили в дом отдыха на Валдае и там развлекались, обрушивая на приятелей клубящиеся облака углекислоты из огнетушителя. Углекислота вырывалась из раструба с оглушительным шипом, рассеивалась в воздухе и не оставляла следов. Когда Валера отлучился, Мартин нашел в шкафу огнетушитель и вспомнил эту шутку. Он решил сделать пробный пуск, но вместо углекислоты из раструба вырвалось облако порошка. От неожиданности Мартин выронил огнетушитель на столик, разбив его, а порошок рассеялся по комнате и опустился тонким слоем на все поверхности. Мартин разделся, чтобы вытряхнуть одежду, и тут в комнату постучали. Думая, что это Валера, он открыл дверь, но это была уборщица, которая забыла положить новое мыло.
— Так и не положила, кстати, — оскорблено закончил Мартин. — Начала обзывать меня свиньей, грозить выселением… Дерьмо! Новое мыло сейчас дико по кайфу было бы.
— Ладно, надо убирать это быстро! — деловито сказал Валера.
— Не кипиши, для этого есть специальные люди. Повесим на дверь номенклатурную табличку «уберите комнату» и пойдем ужинать.
— Март, это перебор. Боец, помогай!
Валера зашел в ванную и вынес оттуда намоченные полотенца. Одно он бросил под ноги Мартину, другое дал Раздолбаю, а третьим стал вытирать белую пудру с мебели. Пудра оказалась водоотталкивающей и упорно не желала покидать насиженные поверхности. Раздолбай включился в помощь. Мартин стоял, скрестив руки на груди, и взирал на лежавшее у его ног полотенце с брезгливым недоумением.
— Давай, бизнесмен, шевелись! — поторопил Валера. — Окурки собери с пола.
— Может, мне еще на улице их собрать? — взорвался вдруг
Мартин. — Я не буду ни фига шевелиться, потому что здесь существуют уборщицы, которые должны отработать деньги, заплаченные за этот номер. И предлагаю тебе перестать демонстрировать при посторонних свою дикую правильность.
Я этой правильностью наелся еще вчера.
— Какая «правильность»? — начал злится Валера. — Ты погром устроил!
— Я что, разбил зеркала, бросил в ванну телевизор и помадой вчерашних шлюх расписал матюгами стены? Когда Мик Джаггер громит в отелях апартаменты, его целуют в жопу и пишут об этом в таблоидах. Кит Мун одних только унитазов в гостиницах на полмиллиона взорвал.
— Ты не Джаггер.
— Тебя мой статус не устраивает? Будь я Джаггером, ты рассказывал бы всем, как круто со мной кутить и громить отель, но раз я всего лишь твой друг, можно отчитывать меня как школьника и заставлять убирать пол? Так? Признайся! Почему-то бить по моему самолюбию стало последнее время твоим любимым занятием. Вчера ты взял сторону той компании, прекрасно зная, что драку начал не я. Сейчас ты предлагаешь мне подбирать окурки и презрительно бросаешь «шевелись, бизнесмен». Что будет завтра? Шнурки завязать попросишь?