— Значит, я себя все-таки контролирую, — успокоился он. — Кстати, помириться с мамой — разумная мысль. Все равно я рано или поздно снова соберусь в Ригу, и надо ее к этому подготовить. А про голос надо будет с Мишей поговорить. Нормально это вообще — такие диалоги вести, или можно раздвоение личности заработать?
Мама жарила у плиты оладья с яблоками. Дядя Володя уехал на работу, и момент для разговора был подходящим.
Раздолбай пришел на кухню, заварил растворимый кофе и принюхался к душистому дыму со сковородки.
— Оладушки вкусно пахнут. Можно взять?
— Бери, я же тебе пеку.
— Мам…
— Ну?
— Ты про Диану зря плохо думаешь.
— Я про нее вообще ничего не думаю — много чести. Я про тебя думаю, почему таким эгоистом растешь.
— В чем эгоизм?
— Ты знаешь.
— Я тебе позвонил вечером, сказал, что я в Риге. Сразу предупредить не мог, потому что уехал спонтанно. Товарищ предложил — я согласился.
— Что за товарищи такие, которые на ночь глядя в другой город увозят?
— Мы про товарищей будем говорить или про мой эгоизм?
— А это все вместе! Сам растешь недорослем безответственным и товарищей таких выбираешь.
Раздолбай закатил глаза к потолку, с трудом удерживаясь, чтобы не наговорить маме резкостей. «Спокойно…» — снова напомнил о себе внутренний голос, и в памяти замелькали фрагменты воспоминаний — вот мама приезжает к Раздолбаю в летний лагерь и он мчится к ней навстречу, чтобы с разбега обнять ее… вот она ласково называет его медвежоночком… а вот дарит ему на десятилетие маленький сверток, в котором оказывается неказистая пластмассовая коробочка с двумя кнопками. Раздолбай разочарованно жмет на одну из них, и из-под дивана жужжащей черепахой выползает радиоуправляемый луноход на батарейках — он восторженно вокруг него прыгает, а мама смеется и целует его в макушку.
«Куда это все делось? — с грустью подумал Раздолбай. — Когда мама перестала быть самым любимым другом? Тогда, когда, заглянув в дневник, сказала ледяным голосом: „Поздравляю с первой тройкой“? Или когда после веселого дня рождения одноклассницы встретила их компанию на ночной улице и при всех потащила его, пятнадцатилетнего, домой за шиворот?»
— Мам… — начал он говорить, но в горле у него словно выросла преграда, в которую уперлись тысячи слов. Он хотел сказать, что, несмотря на ссоры, все равно ее очень любит. Любит больше всех, даже больше Дианы, потому что Диана пока еще совсем чужая, а ближе мамы у него никого нет. Он сказал бы это, но преграда в горле не пускала слова, и они стали прорываться через глаза непрошеными слезами, которые Раздолбай стыдливо поторопился скрыть.
— Я сейчас… — буркнул он и пошел в ванную, чтобы умыться.
Через шум воды он услышал частые звонки междугороднего вызова, стряхнул мысли о маме вслед за каплями воды с мокрых пальцев и бросился к телефону. Позвонила Диана.
— Привет, исполнитель безумных желаний, — сказала она со смехом. — Я рассказывала про твою выходку подружкам — они просили передать, что ты их герой.
Счастливый Раздолбай хмыкнул и начал разговор, который давался ему с угнетающим напряжением. Он не только не знал о чем говорить, но и каждой вымученной фразе придавал такое значение, словно от нее зависело, будет ли Диана дарована ему сию секунду, или он лишится ее навсегда. К счастью, она отвечала на его реплики долгими историями из жизни, и пока она говорила, он успевал придумать, что сказать дальше.
— Однажды в детстве я ехала в трамвае, и вдруг в него вошел трубочист, — мурлыкала она после того, как он выжал из себя сентенцию, что все безумные желания сбываются, если хорошо загадать. — Настоящий трубочист весь в черном и с инструментами. А в Латвии есть примета, что если покрутить пуговичку у трубочиста и загадать желание, то оно сбудется. Я подошла к нему и спросила: «Дяденька, можно я вас за пуговичку покручу?» «Девочка, а за что ты еще хочешь меня покрутить?» — спросил он. Я ему объяснила, в чем дело, и он разрешил. А потом, когда собирался выходить, подошел ко мне и сказал: «Девочка, никогда не подходи к трубочистам и не крути их за пуговицы, потому что желание все равно не исполнится».
— Я открою тебе другую примету: чтобы желание исполнилось, надо покрутить за пуговичку меня, — разродился Раздолбай удачной, по его мнению, шуткой и посмотрел на часы.
По наущению Мартина, разговор не должен был превышать десяти минут и закончить его полагалось первым. — При случае я предоставлю тебе такую возможность, а сейчас прости — пора мчаться в институт, — выпалил он и повесил трубку, лишь только Диана промяукала: «Тогда, пока».
«Для первого раза неплохо», — похвалил он себя и спросил внутренний голос:
— Ну, что скажешь?
— С мамой все-таки помирись.
— Ладно, я сейчас добрый.
Он вернулся на кухню и, поглощая яблочные оладья, сказал маме, что просит прощения, если заставил ее волноваться, и не хочет, чтобы она считала его эгоистом.
— Мам, вспомни, сколько раз я квартиру убирал, — выложил он непобиваемый козырь. — Вы с дядей Володей уезжали, я всегда к вашему приезду чистоту наводил и обед готовил. Эгоисты разве так делают?
— Сыночек, я не говорю, что ты во всем эгоист, — пошла на попятную мама. — Просто иногда совсем обо мне не думаешь.
Я-то прощу, а будешь потом с женой жить, она каждое твое безразличие на заметку возьмет. Не успеешь оглянуться, и нет у вас никакой любви. Я же хочу, чтобы ты был счастлив, чтобы у тебя хорошие отношения были. Вот и учись пока что на мне.
— Если хочешь, чтобы у меня были отношения, зачем тогда про Диану говоришь плохо?
— Мне просто странно, что ты к ней за тридевять земель сорвался, да так, что про мать забыл. Я не спрашиваю, что там между вами случилось на отдыхе, но чувства чувствами, а голову терять нельзя. Иначе ударишься потом сердцем так, что куски не склеишь. Я вот волнуюсь за что.
— Мам, ничего между нами не случилось. Просто понравилась девушка, и друг меня к ней на день свозил. У меня денег не было, у него были, он это… премию получил на работе.
— Ну, хороший друг.
— Хороший. Прости еще раз, если тебя расстроил.
— Я все поняла, сыночек, больше только не делай так. Всегда предупреждай заранее. Сейчас подожди… Дам тебе тряпочку, которую из Франции привезла.
Мама сходила в спальню и принесла Раздолбаю сверток, в котором оказалась майка с косматым страшилищем — символом его любимой «Железной Девы».
— Ух ты, с «Life after Death» рисунок [57] — самый крутой у них! Мам, спасибо!
Раздолбай поцеловал маму в щеку и ощутил то самое чувство, с которым в десять лет прыгал вокруг лунохода. Оказывается, ничего никуда не делось — мама по-прежнему была самым любимым другом, стоило только сделать шаг ей навстречу.