— Что вы хотите сказать?
Девушка смутилась. Не пристало ей указывать патологоанатому, что тот что-то просмотрел.
— Я вот что думаю: не грибковый ли это микоз у нее на коже? — пояснила она свою мысль. — Лимфома, поразившая кожу.
Хартману пришлось согласиться, что и это вполне возможно. Тогда Белинда вновь заговорила:
— Но опухоль в ее животе — не лимфома, верно?
И пока Хартман переваривал ее слова, она продолжила:
— Вообще, все это выглядит странно. Я хочу сказать, я никогда не видела, чтобы опухоль разрасталась до такой степени, заполняя чуть ли не всю брюшную полость. А вы?
— О да, — произнес он после небольшой паузы, которая красноречивее всяких слов выдавала его ложь. — Бывает… — Хартман сделал вид, будто копается в памяти. — Опухоль яичников может иногда…
Не договорив, он посмотрел на Белинду, надеясь найти в ее глазах доверие к его компетентности, а не насмешку, но девушка все еще была поглощена созерцанием вскрытого тела, и отсутствие какой-либо реакции с ее стороны повергло доктора в уныние.
Две опухоли? Это выглядело весьма и весьма странно, и Хартман не мог этого не понимать. Но и такое иногда случается. Возможно, у нее и в самом деле был псориаз, а причиной смерти стала опухоль яичников.
Белинда наклонилась над телом и указала на плечо покойной:
— А эти образования на коже? Видимо, микоз в стадии опухоли?
Хартман взглянул в том направлении, куда указывала Белинда, и увидел смертоносные красные узелки, похожие на маленькие воспаленные язвочки. Это могло быть проявлением последней стадии лимфомы кожи, которая из сыпи превратилась в настоящую шишкообразную раковую опухоль, но полной уверенности в этом у Хартмана не было, поэтому вместо ответа он лишь протянул неопределенное «ммм».
— У нее ничего такого нет в анамнезе? Я хочу сказать, что столь крупная опухоль не вырастает за ночь. Что бы это ни было, трудно поверить, что она не обращалась с этим к врачу.
Странно, но Хартману не пришло в голову выяснить это сразу — да и к чему, собственно? Ему просто передали тело, указав в качестве возможной причины смерти ожоговое поражение тканей, и теперь доктор вынужден был признать, что истинная причина ему неизвестна. Тем временем Белинда, устроившись за ближайшим компьютером, принялась вводить в него данные об обстоятельствах смерти Миллисент Суит, почерпнутые из заявки коронера.
— Очень, очень странно, — задумчиво произнесла она спустя несколько минут.
— Что именно?
— Она работала в медицинской школе, и в справке есть все сведения о состоянии ее здоровья. Ну это, знаете, «есть гепатит/нет гепатита», и прочее в том же духе. Но ни строчки о раке.
Тут подал голос Ленни. Ему надоело, что на него не обращают внимания:
— Так мне продолжать или нет?
— Пожалуйста, Ленни.
Гробовщики, громко топая, покидали морг с очередным своим пассажиром.
Белинда покинула место возле компьютера и вернулась к столу. Она обратилась к Хартману:
— Вы не возражаете, если я переоденусь и приду посмотреть? Поразительно интересный случай.
Хартману не требовалось поразительного или интересного — ему нужно было легкое и быстрое. Сейчас ему больше всего хотелось, чтобы его оставили в покое и чтобы какая-то ординаторша не пыталась выставить его идиотом. Но что он мог ответить? Это же клиническая больница, ничего не поделаешь.
— Конечно.
Когда Ленни продолжил вскрытие, Хартман, боясь что-нибудь упустить, вернулся к телу, дабы осмотреть его более внимательно. Печень Миллисент Суит представляла собой одну сплошную опухоль; отмиравшие и уже омертвевшие серо-белые ткани внутренних органов были сплошь усеяны круглыми красными пятнами кровоизлияний и, особенно в области печени, маленькими, неправильной формы зелеными пятнышками. Стенку желудка покрывали узелки микроопухолей, большинство диаметром не более миллиметра, хотя один из них был значительно больше. Сальник — жировая прослойка, свисавшая с нижней кромки желудка, — был настолько деформирован, что разросся, затвердел и утратил гибкость. Находившиеся под ним кольца кишок также покрывали узелковые опухоли.
Хартман прекрасно понимал, что все это не имеет никакого отношения к яичнику, и Белинда, как только вернулась, высказала такое же предположение:
— Эта зеленоватая окраска похожа на желчь.
— Гепатоцеллюлярная карцинома? — поспешил он произнести, чтобы опередить Белинду. — Да, вот о чем я подумал: первичный рак печени — единственная разновидность этого заболевания, при котором выделяется желчь.
— Но раковые образования есть и на кишечной стенке, и на тонких кишках тоже.
Замечание Белинды поставило Хартмана в тупик: тонкие кишки редко поражаются опухолями. Ему не оставалось ничего иного, как молча кивнуть, подтвердив правильность размышлений девушки с высоты своих познаний.
Тем временем Ленни приступил к вскрытию грудной клетки. Взяв в руки стальную пилу, он начал операцию с нижних левосторонних ребер, отделяя ключицу от грудины. Покончив с этим, Ленни обогнул стол и повторил процесс с правосторонними ребрами, после чего приподнял нижний конец грудины и одновременно потянул ее на себя, отделяя от прилегающих тканей.
Однако что-то у Ленни не получалось.
Странно, но, по логике вещей, с этим не должно было возникнуть никаких затруднений: мешок вокруг сердца и мягкие ткани в середине груди обычно отделяются как липкая серая сахарная вата.
Ленни посмотрел на Хартмана, который внимательно наблюдал за его действиями. Он был достаточно опытен и знал, что в случае каких-либо затруднений за дело должен приниматься сам доктор. Это правило, естественно, устраивало Ленни и потому было одним из немногих, которым он следовал.
— В чем дело?
— Не отделяется. Что-то держит ее снизу.
Хартман взял из его рук скальпель и, ухватившись за грудину правой рукой, принялся разрезать находившиеся под ней мягкие ткани. И тут скальпель наткнулся на фиброзную, почти твердую ткань. Тогда он, сменив скальпель на пилу, стал орудовать этим, более подходящим для данного случая инструментом. Через десять минут грудина наконец отделилась, и причина столь необычного ее поведения стала ясна. Хартман ошарашенно уставился на открывшуюся его взору картину.
Казалось, вся грудь была забита рыхлой крапчатой тканью, местами прорезанной зонами свежего кровотечения. Мешок, в котором находилось сердце, был как будто искусственно вставлен в нее, и с обеих сторон его окружали легкие. От окололегочного пространства в некоторых местах сохранилось лишь несколько карманов, заполненных жидкостью.
Грудь превратилась просто-напросто в клетку, заполненную опухолью.
Хартман услышал, как Белинда еле слышно что-то пробормотала. Только через несколько минут до него дошло, что она произнесла: «Боже мой…»