— Сержант Уортон! Какая приятная неожиданность!
Он назвал ее «сержантом», так как они расстались, когда она еще была в этом звании, и он не знал о том, что она впала в немилость. Он широко улыбнулся и протянул ей руку, но кисть была настолько деформирована артритом, что Беверли побоялась ее пожать и тем самым причинить ему боль. Она просто прикоснулась к его руке, ощутив ее тепло и сухость.
— Заходите! — пригласил он, делая шаг в сторону. — Заходите. Я как чувствовал, что ко мне кто-нибудь да заглянет.
Малькольм Пинкус едва не лучился от радости. Это был лучший психиатр из всех, кого ей доводилось встречать.
Увлекая ее за собой, он двинулся в сумрак изящного викторианского особняка, безупречная чистота которого ставила под сомнение его статус вдовца. Движения его были замедленны и явно причиняли ему боль, и, пока он вел ее в гостиную, она слышала, с каким трудом он дышит. В гостиной был высокий потолок, а в камине лежали дрова; она опустилась на стул с высокой спинкой, стоявший слева от камина, а он на такой же, находившийся справа. Только теперь она смогла рассмотреть все, что сделал с ним артрит.
Он посмотрел ей в глаза и улыбнулся чуть ли не с виноватым видом.
— Как видите, меня покинула благодать доброго здоровья.
— Давно?
— Вскоре после дела Пендреда. Все началось резко и неожиданно — сначала лодыжки, потом колени, затем руки и все остальное. Не прошло и нескольких недель, как меня начали мучить такие боли, о существовании которых я и не подозревал, — я не мог ходить, не мог даже писать.
— И что это?
— Обычный артрит. — Он снова улыбнулся, но улыбка эта была безрадостной. — Да и какая разница, как это называется? Чем меня только не лечили — стероиды, иммунодепрессанты, метотриксат — все без толку. А сейчас, похоже, этому артриту надоело со мной возиться. Он меня оставил или, по крайней мере, перестал продвигаться дальше, и вот, не прошло и трех лет, как я здесь. На пенсии. Еле волочу ноги.
Беверли не знала, что на это ответить. Он говорил тихим голосом, словно чему-то удивляясь, не проявляя ни жалости к себе, ни раздражения.
— Но вы ведь пришли не для того, чтобы обсуждать мои болячки, — заметив ее неловкость, добавил он. — Вы здесь потому, что убийства начались снова.
— Наверное, это ужасно, что я являюсь сюда таким образом… — откликнулась она.
Он улыбнулся и протянул руку с вывернутыми пальцами и распухшими суставами.
— Да бросьте, сержант. Я очень рад вашему приходу. Задавайте свои вопросы — так я не буду чувствовать себя совсем уж никому не нужным.
— Оставим формальности, зовите меня Беверли.
Его улыбка стала шире.
— А я — Малькольм. Не то чтобы мне очень нравилось это имя, но я решил не менять его. Я мог бы предложить вам чаю или кофе, но сразу предупреждаю — их приготовление займет у меня столько времени, что это потеряет всякий смысл.
— Спасибо, ничего не надо, — покачала головой она.
— Вот и хорошо. — Однако он был явно разочарован, и в его голосе прозвучал оттенок горечи.
— Вы, конечно же, знаете, что произошло? — поспешно осведомилась она.
— Новые убийства в стиле Потрошителя.
— Да, так считается.
Он кивнул:
— И вы приехали ко мне, чтобы выяснить… что?
— Вы проводили для нас обследование Мелькиора и Мартина, и вы знаете их лучше, чем кто-либо другой.
— Знать аутиста невозможно, Беверли. Их невозможно понять, точно так же как и они не могут понять нас. Между нами и ими существует непреодолимый барьер.
— И тем не менее вы понимаете их лучше, чем кто-либо из нас.
Он пожал плечами, которые, правда, приподнялись у него не вполне симметрично.
— Вы знаете, что Мартин исчез?
— Кто же этого не знает? Думаю, старший инспектор Гомер поступил абсолютно правильно, и теперь телевидение то и дело сообщает о том, что в связи с недавно происшедшими убийствами разыскивается Мартин Пендред.
— А к вам не обращались за помощью?
Улыбка его застыла, и он чуть нахмурился.
— Значит, вы здесь неофициально?
— Какая разница? — Он умолк, и она добавила: — Я не занимаюсь этим делом, но это не значит, что оно меня не интересует. Видите ли, мне ясно дали понять: если окажется, что Мелькиор Пендред не был виновен, то моя карьера закончена.
— Из-за одной-единственной ошибки?
— Это хороший повод, — передернула плечами Беверли.
— И теперь вы хотите… что? Найти Мартина Пендреда раньше Гомера?
— Послушайте, Малькольм. Вы знаете не хуже меня, что произойдет, если они найдут Мартина. Его повесят, поскольку он не будет сопротивляться и не сможет себя защитить. Его осудят только потому, что Гомер хочет доказать свою правоту и мою ошибку.
Пинкус задумался.
— А чем движимы вы?
— Мы не ошибались, Малькольм. Те убийства были совершены Мелькиором. И если вы помните, вы тогда считали то же самое.
— Вообще-то меня тогда всего лишь спросили, способен ли Мелькиор убить человека, и я ответил, что способен, — поспешно заметил он. — Но это еще не означает, что на это не способен Мартин.
Она открыла было рот, но у нее перехватило дыхание, и ей потребовалось несколько секунд, прежде чем она улыбнулась и произнесла:
— И думаю, вы были правы. — Она приподняла брови. В каком-то смысле он продолжал оставаться невероятно привлекательным.
— Так вы хотите защитить его от Гомера? Ничего не скажешь, похвальная задача. И чем я могу вам помочь?
— Подскажите мне, где он может скрываться. — Она понимала, что это прозвучало как в детской игре — в таких своеобразных прятках для взрослых, — где Пинкус играл роль воспитателя.
Он еле заметно приподнял плечи, но и это движение, судя по всему, причинило ему боль.
— Если бы я знал, Беверли.
— Но наверняка у вас есть какие-то предположения.
Он поджал губы и умолк, мысленно вернувшись в прошлое. Беверли продолжала смотреть на него, не спуская глаз.
— У меня есть одно предположение, но не знаю, насколько оно верное, — наконец произнес он. — Или, скорее, я могу сказать, где его точно нет.
Беверли нужна была любая информация.
— Аутизм накладывает на людей жесткие ограничения как в сфере восприятия, так и в области эмоциональных переживаний и поступков. Они словно находятся за забором, через который им не перелезть и за которым они ничего не видят. — Беверли промолчала, и он добавил: — Далеко убежать он не мог.
— Знакомые места? — осведомилась она, не в силах скрыть свое разочарование. — Дом, больница? Там все уже проверили и продолжают следить за этими местами каждый день.