Ни одна из этих версий не давала оснований для оптимизма.
Некоторое время я потратил, собирая образцы для анализа под монотонный мушиный гул. Когда я все закончил и наконец выпрямился, суставы и мышцы уже начали ныть от постоянного сидения на корточках.
– Все у вас? – спросил Маккензи.
– Да, более-менее.
Я отошел чуть назад. Следующий этап никогда не вызывал у меня энтузиазма. Все, что можно сделать, не трогая тело, – сделано. Фотоснимки, замеры, прочее... Пришло время посмотреть, что же находится под трупом. Эксперты начали осторожно переворачивать тело лицом вверх. Взволнованные мухи зажужжали сильнее.
– Ах ты!..
Я даже не заметил, кто это сказал. Все присутствующие – люди бывалые, но не думаю, чтобы кому-то из нас приходилось видеть нечто подобное. Убийца приберег надругательства для фронтальной части трупа. Брюшная полость оказалась вспоротой, и при переворачивании тела из живота посыпались какие-то комочки. Один из полицейских тут же отвернулся, давясь рвотой. Пару секунд никто не шевелился, однако потом профессионализм вновь одержал верх.
– Это еще что такое? – приглушенно спросил потрясенный Маккензи. Его обычно медно-красное лицо побелело. Я тоже смотрел на груду непонятных комков и ничего не мог сказать. Такого мне еще не встречалось.
Первым сообразил один из экспертов.
– Это кролики, – сказал он. – Крольчата.
* * *
Маккензи подошел к моему «лендроверу», где я сидел меж распахнутых задних дверей с бутылкой прохладной минеральной воды. На данный момент я сделал все, что в моих силах, и с облегчением скинул опостылевший комбинезон. С другой стороны, даже помывшись в полицейском трейлере, я все еще ощущал себя грязным, причем не только из-за жары.
Инспектор молча присел рядом и принялся разворачивать пакетик с мятными леденцами. Я отпил еще глоток.
– Ну, – сказал он наконец, – по крайней мере мы знаем, что это тот же самый человек.
– Нет худа без добра, а?
Получилось как-то цинично, и Маккензи взглянул мне в лицо.
– Вы в порядке?
– Отвык я что-то от таких дел...
Я было подумал, что он извинится за то, что вовлек меня. Увы. Мы помолчали. Потом Маккензи сказал:
– С момента исчезновения Лин Меткалф прошло девять дней. Если, как вы говорите, она мертва уже шесть или семь суток, значит, он держал ее в живых как минимум два дня. Может, даже три. Прямо как Салли Палмер.
– Да, я знаю.
Он уставился на озеро, чья ртутная поверхность подрагивала под палящим солнцем.
– Зачем?
– Не понял?..
– Зачем держать ее в живых так долго? К чему брать на себя риск?
– Я, конечно, не сообщу вам ничего нового, однако... мы же не имеем дело с рационально мыслящим человеком, верно?
– Верно, но и дураком его тоже не назовешь. Так зачем он это делает?
Маккензи раздраженно пожевал нижнюю губу.
– Ничего не понимаю... Что здесь вообще творится?
– В смысле?
– Обычно, когда похищают и убивают женщин, мотив имеет сексуальную подоплеку. А у нас здесь... что-то не похоже.
– Так вы не думаете, что их насиловали?
Состояние второго трупа точно так же не позволяло дать стопроцентной уверенности, как и в случае с Салли Палмер, хотя такое знание могло бы пусть ненамного, но утешить.
– Я вовсе не об этом. Скажем, вы находите мертвую женщину и она совершенно раздета. Вполне очевидно предположить, что нападение совершено на половой почве. Однако типичный сексуальный маньяк обычно убивает своих жертв немедленно, как только у него проходит возбуждение. Очень, очень редко попадется такой, кто держит их живыми, пока не наиграется. Но то, что убийца проделывает здесь, не имеет никакого смысла.
– Может, ему еще надо дорасти до таких высот? Маккензи молча смотрел на меня пару секунд, затем пожал плечами:
– Может быть. Впрочем, судите сами: с одной стороны, речь идет о человеке, который достаточно умен, чтобы похитить двух женщин и расстроить розыскные мероприятия, наставив ловушек. А с другой – он беззаботно избавляется от трупов. И как насчет увечий и надругательств? Какой в них смысл?
– Это надо спрашивать психологов, а не меня.
– Спросим, не волнуйтесь. Не думаю, однако, чтобы у них нашелся ответ. Этот тип, он что, нарочно рисуется перед нами или же просто беспечен? Такое впечатление, что перед нами два противоречивых ума.
– Вы имеете в виду, он шизофреник?
Маккензи хмуро обдумывал головоломку.
– Нет, мне так не кажется. Любой человек не в своем уме проявил бы себя задолго до этих событий. И потом, я не думаю, что шизофреники на такое способны.
– Тут есть еще одна загвоздка, – сказал я. – Он убил двух женщин за... Сколько там прошло? Меньше трех недель, так? Причем очередь второй жертвы наступила дней через десять-одиннадцать после первой. Это не вполне... – я чуть было не сказал «нормально», хотя такое слово даже близко не подходит, – не вполне обычно, верно? Даже для маньяка.
Маккензи устало отозвался:
– Нет, совсем не обычно.
– Так почему он вдруг заторопился? Что его подтолкнуло?
– Если бы я знал, мы были бы уже на полпути к его поимке. – Маккензи встал и, морщась, потер поясницу. – Труп доставят в лабораторию. Наверное, завтра. Хорошо?
Я согласно кивнул. Он уже отходил в сторону, как мне в голову пришла одна мысль:
– Да, а что с птицами и животными? Объявлять об этом будете?
– Мы не можем раскрывать такие детали.
– Даже если он загодя помечает своих жертв?
– Мы в этом не уверены.
– Вы мне говорили, что на подножке машины Салли Палмер лежал горностай, а Лин Меткалф за день до исчезновения сказала мужу, будто нашла мертвого зайца.
– Выражаясь вашими же словами, здесь ведь сельская местность. То одно животное сдохнет, то другое...
– Однако они не привязывают сами себя к камням и не залезают в живот убитым женщинам.
– Мы все равно не знаем, использует ли он их заранее.
– Да, но если есть хоть какая-то вероятность, не кажется ли вам, что людей следует предупредить?
– Вот как? Предупредить и начать терять время на любого дурня или любителя розыгрышей? Да нас затопят звонками из-за каждого раздавленного машиной ежика!
– А если не предупредите, он сможет пометить очередную жертву, а она, бедная, ни сном ни духом... Если он вообще уже этого не сделал, кстати.
– Да знаю я, знаю! Только люди и так взвинчены. Я не намерен устраивать всеобщую панику.